 | Злыгостева Наталья Ильинична, главный научный сотрудник Кировской ордена Почета государственной универсальной областной библиотеки им. А.И. Герцена, к. филос. н., доцент |
«О «власти земли» в русской литературе»
Доклад в рамках XXIХ Международных образовательных чтений
«Александр Невский: Запад и Восток: историческая память народа»
Конференция «Значение литературы в воспитании исторической памяти народа»
19 мая 2021 г., Храм Христа Спасителя, г. Москва
О патриотизме в нынешнем обществе много говорят, пишут, спорят. Так для ряда представителей современного русского либерализма, едва ли не аксиомой стало расхожее утверждение, что патриотизм – это последнее прибежище негодяев и они готовы отстаивать свои убеждения, полагая, что тем самым отстаивают интересы Отечества. Позиция далеко не новая. Ещё в позапрошлом веке Ф. М. Достоевский отмечал, что наши либералы, не знающие истории нашей земли, ни её народа, а оттого ничего в них не понимающие, не способны их любить. «Они свою ненависть к России принимают за самый плодотворный либерализм… Эту ненависть к России, ещё не так давно, иные либералы наши принимали чуть не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чем она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже слова «любовь к Отечеству» стали стыдиться, даже понятие изгнали и устранили, как вредное и ничтожное»1.
Для тех, кто и сегодня поддерживает подобную позицию, важно стереть в сознании людей подлинное понимание сущности патриотизма, извратив и исковеркав его подлинный смысл.
В последние годы, когда процесс глобализации всё более втягивал в себя и нашу страну, появилось немало людей, особенно в молодёжной среде, полагающих, что в современном обществе само понятие Отечества, а следовательно, и патриотизма является условным. Они называют себя гражданами мира и убеждены в том, что общечеловеческие приоритеты должны ставиться выше национальных. Само понятие патриотизма становится, в этом случае, ненужным и бессмысленным.
Но так ли это на самом деле? И возможно ли отказаться от живого чувства любви к своей земле, к своему народу ради некого абстрактного человечества? Эта позиция всегда была чужда русской литературе и русской мысли.
Боль, страдания, обретения и потери нашей Родины в их творчестве всегда были определяющими. Об этом глубоко и проникновенно писал ещё в начале прошлого века известный философ Л. А. Тихомиров: «Жизнь Отечества несравненно более значит, нежели жизнь человечества. Жизнь человечества дает лишь идею, руководящую нашим отвлеченным разумом, и теоретическое направление нашего нравственного чувства, но действительной общности жизни в нашем мировом существовании гораздо меньше, чем в Отечестве»2.
И с этим утверждением трудно не согласиться. Оно разделялось и таким нашим мыслителем как И. А. Ильин, полагавшим, что хотя христианин и рожден быть гражданином вселенной, но все же патриотизм по отношению к Родине должен быть на первом месте, а вселенское гражданство на втором.
Безусловно, нельзя отрицать и то, что в нашем обществе и прежде, и сейчас нередкое явление патриотизм казенный, отличающийся высокодержавным пафосом, национальным самомнением, воинственным шовинизмом.
И всё же даже он, по убеждению И. А. Ильина, лучше, чем полное отсутствие какой бы то ни было любви к Родине.
В нашей литературе идея Родины, любви к ней всегда предполагали в человеке живое духовное начало. И своим творчеством писатели стремились пробудить его в нём, поскольку без живого личного переживания патриотизм не возможен как явление духовное.
Следует особо отметить, что в России он всегда был связан с отношением к родной земле, носившей не экономический или социальный характер, а нравственно глубинный, сакральный.
Об этом писал в одном из своих очерков И. С. Шмелев. Он видит родную землю с чужого берега и, казалось бы, одно пространство, но разделенное границей. Там всё до боли родное, от чего никогда не могла оторваться душа, сохранившая тягу к родной земле. Эта таинственная земная тяга отразилась в наших былинах и сказках: в образах богатырей и простых крестьян, черпающих в ней свою силу.
Это необъяснимое внутреннее единение с землей во многом определило духовный строй, характер русского человека, его миросозерцание. Для него она была и матушкой, и кормилицей, живым и реальным воплощением Божьей благодати, соединяющей земную родину с Родиной небесной. И понять русский народ, без господствующей над ним власти земли невозможно. Власти не бытовой, сиюминутной, отягчённой житейскими проблемами, а вечной, непреходящей, лежащей в основе его бытия и его определяющей. Это почувствовал, понял и отразил в своём очерке «Власть земли» известный писатель Г. Успенский. «Народ, который мы любим, к которому идем за исцелением душевных мук, – до тех пор сохраняет свой могучий и кроткий тип, покуда над ним царит власть земли, покуда в самом корне его существования лежит невозможность ослушания её повелений, покуда она властвует над его умом, его совестью, покуда она наполняет всё его существование»3.
В сознании православного русского человека, чьё бытие было неразрывно связано с землей, вся его жизнь определялась её извечными законами, идущими от Бога, придающими всему содержание и смысл, даже смерти.
Очарованный странник Н. С. Лескова – Иван Северьянович Флягин тоскует в татарском плену, что если умрёт он там, то зароют его в неосвященную землю, не отпоют, и уйдёт он из жизни как собака. Такой уход «без церковного пенья, без ладана, без всего, чем могила крепка» воспринимался как величайшая трагедия, лишающая человека надежды на Вечность.
Эту свою живую связь с землёй ощущают в себе многие герои русской литературы. Одни из них отправляются в духовное страничество по ней, идя от одной обители к другой, ища нравственного и душевного исцеления и утешения. Другие сохраняют родное и теплое отношение к ней в своих душах. Многие из них, казалось бы, давно от неё оторванные, продолжают жить по духовным законам, диктуемым ею.
В «Лете Господнем» И. С. Шмелева старичок Горкин учит Ванечку Шмелева покаянной молитве земле. «И тебе, мати сыра земля, согрешил, мол, душою и телом. Она те и услышит, и спокаешься во грехах. Все ей грешим. А то бы рай на земле был»4.
Для людей с простым и мудрым сердцем, подобных Горкину, законы божеские раскрываются через отношения человека с землей, воспринимаемой ими как живая духовная реальность.
Согрешить перед нею, значит, проступиться перед Богом, пройти против собственной совести, утратить чувство нравственного равновесия и покоя не только в земной, но и в инобытийной жизни. Душа живыми и прочными узами соединенная со всем, что было ей дорого и любимо сохранит это и в Вечности. Нам памятны пушкинские строки о тленном и приходящем, и о том, что «никогда не перестает быть» вопреки смерти. О душе, ищущей упокоения на родной земле.
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Душа б хотела почивать.
Для верующего сердца смерть была и остается не утратой, а обретением, дарующим утешение и покой. И хорошо, если принимала его родная земля, соединённая с человеком его прошлым, настоящим и будущим.
Чужая земля – место временного обитания, возможно благополучного, комфортного, безопасного, но внутренне пустого и безысходного. Отсюда непреходящее чувство вины русских изгнанников перед оставленной землей, оставленной на «растерзание врагам» и стремление вопреки здравому смыслу и инстинкту самосохранения вернуться к ней. Именно это чувство движет героиней рассказа И. С. Шмелева «Журавли» Алей. Для неё вся её жизнь вне Родины – это воспоминания о ней: радостные и горькие, тёмные и светлые, но всегда живые. Все сегодняшнее, при всей его конкретности и реальности, иллюзия и обман. Настоящее лишь там, на своей земле – истерзанной, страдающей, но от этого ещё более притягательной и родной. И та же глубина и острота переживания, усугубленная осознанием своей греховности перед нею, присуща генералу Хлудову из булгаковского «Бега», понимающего гибельность своего решения вернуться на родину, но и осознающего, что жизнь вне её для него невозможна.
Это стремление русского человека, пусть и после смерти вернуться в родные пределы и успокоиться в своей земле. Очень точно выразил священник, религиозный философ и писатель Сергий Булгаков эту тягу русского человека к земле, от любви к которой беззаветной, бескорыстной и преданной начинается его путь к Небу. «Земля еси и в землю отыдеши». О нет, не горечью, не уничижением звучат слова суда Господня, но радостью великою и безмерною. Чёрная, сыпучая, мягкая, неслышно и ласково падала земля на гробовую крышку, как заботливая мать укладывала она на ночлег уставшую путницу. Великая Матерь лоно раскрыла. А там высоко, торжественно и упоительно, печально и строго вызванивали погребальный плач колокола и, казалось, ликовало и пело небо»5.
Эта неразрывная соединённость земного и Небесного, придающая временным страданиям смысл, открывающий вечную радость, естественна для русского человека. Плотник Горкин духовный наставник маленького Ванечки Шмелёва, видя его детский страх перед и смертью успокаивает, что все в земельке лежать будем под крестиком, «под Господним кровом». Прах здесь останется, а душа к Господу воспарит.
Эта парящая над землею душа принимает в себя всё, что создал на ней Господь. Отсюда особое отношение русского человека к природе, убеждённого глубоко и искренне в том, что всякое дыхание Господа хвалит. И оттого тянется его сердце с любовью и «к каждой травинке и к каждой звезде», открывая через чистоту и безгрешность природы красоту Божьего мира. Он через общение с нею начинает понимать и постигать себя, чувствовать присутствие во всем Бога.
Для наших писателей природа это не фон, на котором развёртываются те или иные события, а внутренний вектор, определяющий и раскрывающий их смысл, помогающий постичь великую истину. Об этом говорил своим гостям старец Зосима – один из героев романа «Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского, убеждая их в том, что нет в природе никакого греха «ибо все совершенно, все, кроме человека, безгрешно… Ибо для всех Слово, всё создание и вся тварь, каждый листик устремляется к слову, Богу славу поет, Христу плачет, себе неведомо тайной жития своего безгрешного совершает сие»6.
Отсюда убеждённость нашего народа в том, что утрачивая связь с родной землей, с диктуемыми ею нравственными законами, мы утрачиваем связь с Богом. Оторвать русского человека, прежде всего крестьянина, от земли означает разрушить основу его миропонимания, внутренний лад всей его жизни.
Ф. М. Достоевский был убеждён в том, что в нашем народе был и сохраняется один принцип, а именно, что земля для него всё «и что он всё выводит из земли и от земли». Правомерность этого утверждения не изменилась со временем. Когда развитие цивилизации пошатнуло этот принцип, стали разлаживаться начала не только жизни русского крестьянства, но и народа в целом.
Писатели и мыслители первыми ощутили грядущие последствия колебания духовно-нравственных основ и отразили это в творчестве. Поэт-символист Андрей Белый, обладавший чуткой душой, и аналитическим мышлением, полагал, что распад сельской общины, разложение крестьянства может обернуться разрушением российской государственности. Он отмечал, что разрушение русской деревни, вызванное происходящими в обществе переменами, уже обернулось запустением земли, её заброшенностью, растущими оврагами и бурьяном – «живым символом разрушения и смерти».
В западной литературе этот процесс прошёл почти незамеченным, что определилось отношением европейцев и крестьянства, в том числе, к земле, носившем прагматический характер.
Политические и социальные перемены, произошедшие в России после Октябрьской революции, вопреки всему не смогли разрушить в нашем народе особого, в основе своей сакрального, отношения к земле. Власть земли оказывалась выше, сильнее и действеннее власти государственной. Она не давала окончательно разрушиться если не экономическим основам общества, то его духовно-нравственным устоям.
Понимание глубинной природы этой власти было присуще блистательной когорте наших писателей, ставшей гордостью литературы: В. И. Белову, Ф. А. Абрамову, В. П. Астафьеву, В. Г. Распутину. Они называвшиеся деревенщиками, определение ограниченное и очень неточное, видели в сохранении нравственного отношения народа к земле, сохранение нашей духовной самобытности, культуры, национальной независимости. Каждый из них, вслед за И. А. Ильиным, мог бы повторить: «Идея Родины предполагает в человеке живое начало духовности. Родина есть нечто от духа и для духа»7.
В. И. Белов с его безупречным духовным и художественным чутьём, великолепно понимал, что для любой политической власти крестьянство с его внутренней свободой всегда будет силой, оказывающей ей своё, пусть пассивное, противодействие. Он писал об этом и в «Канунах», и в своей удивительной книге, по сути энциклопедии крестьянской жизни, «Лад». Для него быт и бытийственность крестьянского существования обуславливались не только годовым календарным кругом, но и общим духовным ритмом всей его жизни извечно и прочно связанным с землей, с отношением к ней – хозяйственным, любовным и бережным. Разрыв этой живой связи виделся нашим писателям как трагедия не только крестьянства, но и всего народа. Её прообраз мы находим в повести В. Г. Распутина «Прощание с Матерой».
Маленький остров, как частица огромной страны, вобравший в себя все её беды, проблемы, противоречия. Среди его жителей есть те, для кого расставание с ним – умирание заживо, те, для кого память о нем, уходящем в небытие – непреходящая боль, но есть и те, для которых он пустота, ничто – уже несуществующее, да и никогда не существовавшее.
И все же для большинства из них, живших и живущих на нём, его исчезновение – это провал в бездну, в пустоту бессмысленного существования. Об этом отрыве от земной тверди, дающей основу и смысл человеческой жизни, с болью и горечью писал В. Г. Распутин. «И тихо, покойно лежал остров, самой судьбой назначенная земля, что имела она четкие границы, за которыми начиналась уже не твердь, а течь»8.
Разрушение духовной тверди, размывание границ нравственных оборачиваются утратой земли, сменяющейся течью, увлекающей человека в небытие.
Невозможно любить и беречь не существующее, с чем от рождения и до самого конца не соединилась, не сроднилась душа. Но даже в самых трагических обстоятельствах у нас всегда оставалась надежда на спасение и возрождение.
Наш народ как могучий и царственный листвень, укорененный в земле и оттого не сломленный, даже поглощенный течью, продолжал жить.
В родной земле в нашей вековой, мистической соединенностью с нею наша сила и вера в спасение. Она лично своя для каждого из нас, соединенная с Небесной родиной и в жизни, и в смерти. И как выразительно и точно сказала об этом А. А. Ахматова:
«И ложимся мы в землю
И становимся ею
Оттого и зовём
Эту землю своею».
Патриотизм – чувство глубоко личное и одновременно соборное и объединяющее. И как бы к нему не относились те, кто отрицает само его существование. Именно им определялось наше прошлое, наше настоящее и будущее.
И даже если внешние обстоятельства будут отрицать для нашей страны саму возможность будущего, подлинный патриотизм в том и проявляется, что наш народ, вопреки всему, сохранит веру в Божественную благодать, осеняющую его родину, в свои духовные силы, в нравственную силу своей земли. Именно об этом писал великий патриот И. А. Ильин, убежденный в том, что «нельзя любить Родину и не верить в неё, ибо Родина – живая духовная сила, пребывание в которой даёт твердое ощущение её блага, её энергии, её будущих одолений. Вот почему отчаяние в судьбах своего народа свидетельствует о начавшемся отрыве от него, об угасании духовной любви к нему. Но верить в Родину сможет лишь тот, кто живёт вместе с нею и ради неё»9.
Примечания
1. Достоевский Ф. М. Полное собр. соч. : в 30 т. Л, 1973. Т. 8. С. 277.
2. Тихомиров Л. А. Апология веры и монархии. М., 1999. С. 25.
3. Успенский Г. И. Избранные произведения. М., 1952. С. 305.
4. Шмелёв И. С. Собр. соч. : в 12 т. М., 2008. Т. 10. С. 100–101.
5. Булгаков С. Н. Свет невечерний. М., 1999. С. 167.
6. Достоевский Ф. М. Полное собр. соч. : в 30 т. Л, 1976. Т. 14. С. 268.
7. Ильин И. А. Собр. соч. : в 10 т. М., 1993. Т. 1. С. 175.
8. Распутин В. Г. Сочинения : в 2 т. М., 1984. Т. 2. С. 237.
9. Ильин И. А. Собр. соч. : в 10 т. М., 1993. Т. 1. С. 198.
