 | Федорова Елена Алексеевна, доктор филологических наук, |
«Возвращение исторической памяти в военной лирике Алексея Суркова»
Доклад в рамках XXVIII Международных рождественских образовательных чтений
«Великая Победа: наследие и наследники»
Конференция «Воспитательное значение литературы и Великая Отечественная война»
29 января 2020 г., Храм Христа Спасителя г. Москва
В послевоенном очерке «На дорогах войны» (1965) А.А. Сурков признавался: «От войны осталось несколько десятков записных книжек. В большинстве из них – записи бесед с участниками войны. Наброски очерков и стихов. Отрывочные впечатления. Рассуждения и размышления»[1].
Четырнадцать фронтовых записных книжек А.А. Суркова, которые хранятся в Рыбинском государственном историко-архитектурном и художественном музее, являются ключом к его военным статьям и стихам, размышлениям о судьбе Отечества. Это дневник поэта, который он вел на Западном фронте, под Москвой в 1941 году, подо Ржевом, на Осколе и Дону в 1942 году, на Юго-Западном фронте в 1943 году, на Прибалтийском фронте в 1944 году. На каждой книжке написано время и место ее создания – это, конечно, документы того трудного времени. Но когда берешь в руки эти блокноты и книжки, становишься причастным общей судьбе нашего народа. Здесь, действительно, звучит голос народа: это рассказы саперов, танкистов, артиллеристов, пулеметчиков, пехотинцев, шоферов, врачей, партизан, – рядовых участников войны. Это воспоминания русских людей о плене в Германии, о зверствах на оккупированных территориях, о работе военных заводов в тылу. В своих очерках в первые годы работы в «Красноармейской правде» А. Сурков использует прием, который потом у него перенимают другие военные корреспонденты: он дает слово каждому участнику события[2]. Из хора голосов складывается общая судьба. Это та традиция русской классической словесности, которая называется соборностью.
С самого первого дня Великой Отечественной войны А.А. Сурков оказался на фронте в качестве военного корреспондента «Красноармейской газеты», органа печати Западного фронта. С 1942 года Сурков уже корреспондент «Красной звезды». В первый же день войны им была написана «Песня смелых», строчки которой сразу стали крылатыми: «Смелого пуля боится, смелого штык не берет». Одна из главных проблем, с которой столкнулись советские бойцы в первые дни войны, – это страх и паника перед немецкими танками. Алексей Александрович Сурков создал образ веселого и предприимчивого бойца Гриши Танкина, который в стихотворной форме весело поучал солдат, как надо сражаться с танками. Гриша Танкин оказался предтечей Василия Теркина. Когда о герое Суркова забыли, поэт не обижался. «Значит, Твардовский талантливее меня», – говорил он. Строчки из его стихов о Грише Танкине вошли в книгу «Фронтовой фольклор»: «Сорок немцев, трое нас – да смекалка про запас». Кстати, книга «Фронтовой фольклор» была в библиотеке А. Суркова. Поэт и репортер сам был собирателем фольклора. Так, в записной книжке 1942 – 1943 гг. «Начало работы в «Красной звезде» записано несколько частушек и фольклорная сатирическая обработка песни «Синий платочек».
Военная поэзия Суркова – это вершина его творчества. Это летопись войны, это солдатские будни:
Трупы в черных канавах. Разбитая гать.
Не об это мечталось когда-то.
А пришлось мне, как видишь, всю жизнь воспевать
Неуютные будни солдата.
Луг в ромашках серебряных сказочно бел,
И высокое облако бело.
Здесь мой голос на резком ветру огрубел,
Да и сердце мое огрубело.
Есть притча о двух лягушках, попавших в кувшин со сливками. Одна утонула, а другая работала лапками и взбила сливки в масло. Она выбралась из кувшина. Стихотворение Суркова «Двое» напоминает эту притчу. Во второй фронтовой записной книжке можно увидеть, как работал над этим стихотворением поэт. Вероятно, бойцы остались без боеприпасов. Если у тебя в руках только винтовка, которая не стреляет, что делать? Первый вариант стихотворения, вероятно, ближе к действительности, чем последний:
Их было двое. Враг их окружал,
Один крича и плача побежал.
Четыре вспышки выстрелов блеснули,
И в спину беглеца впились четыре пули,
Другой боец не отступил ни шагу.
Он встретил в лоб орущую ватагу.
Поднялся в рост над рыжим бугорком,
Спружинил мышцы сильные упруго,
Разил прикладом и колол штыком
И вырвался из замкнутого круга,
Всех семерых на месте уложив.
Он жизнь любил и он остался жив[3].
Алексей Сурков – один из первых ярославских комсомольцев, участник гражданской и русско-финской войны, похода в Западную Белоруссию, был, конечно, носителем революционной культуры. Но в его произведениях в годы Великой Отечественной войны отчетливо проступают традиции русской классической словесности. Прежде всего, это поэзия Н.А.Некрасова. Томик стихов этого поэта был подарен Суркову после окончания церковно-приходской школы в д. Середнево близ Рыбинска. Как Некрасов и Маяковский, Сурков был по своему дарованию лириком, но так же «наступил на горло собственной песне». В четвертом блокноте раскрывается двойное дарование Суркова – публицистическое и лирическое. С одной стороны своего блокнота Сурков писал: «Да! Дальше отступать нельзя…», а с другой – признавался своей жене в нежности и любви: «Знаю – ты тоскуешь, дорогая…»
Знаменитая песня А. Суркова «В землянке» – свидетельство этого же лирического дарования. Это стихотворение родилось из письма жене – Софье Антоновне. После обстрела штаба под Истрой Сурков, вместе с другими, выскочил из помещения на улицу – и попал на минное поле. «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага», – это было пережито и прочувствовано. Когда это стихотворение было положено на музыку композитором К. Листовым, песня сразу же облетела всю страну. Тогда от Суркова потребовали, чтобы он вычеркнул строчки про смерть, якобы это упаднические стихи. Сурков отказался. Однако песню изменили. Ольга Берггольц вспоминала: в Ленинграде на крейсере «Киров» собрались в кают-компании офицеры и слушали радио. Когда по радио прозвучала «Землянка» в «улучшенном варианте», раздались возгласы гневного протеста, и люди, выключив репродукторы, демонстративно трижды спели песню в ее подлинном варианте[4].
Стихи Суркова – это солдатская поэзия, «окопная правда». Свою связь с народом поэт ощущал очень остро. В его военной поэзии показаны такие национальные черты русского народа, как стойкость, выдержка и бесконечное терпение:
Он не торопится. Знает – враз не прорваться к победе –
Вытерпеть, выдюжить надо. Тяжко? На то и война
(«Лица в ожогах мороза»).
В записной книжке Суркова за июнь 1942 года – март 1943 года делается вывод: «Писатель должен стать солдатом». А в записной книжке 1943 года «Юго-Западный фронт» появляются уже совсем некрасовские строки: «Тот не поэт, кто в эти дни себя не чувствовал солдатом». Как Некрасов, Сурков обращался в качестве источников своего творчества к фольклору. Не только народные песни, сказки и сказы привлекают внимание Суркова, но и древнерусская словесность. Так, в стихотворении 1944 года используется словесная формула из «Слова о полку Игореве» – «испить воды» из реки на земле врага – это выражение, по мнению Д.С. Лихачева, означает одержать над врагом победу[5]:
Смерть изгрызла железом его ряды,Но живуч, упрям человек!Поклялись бойцы зачерпнуть водыИз незнамых немецких рек.
Очерк «На дорогах войны» (1942 – 1943) А. Суркова заканчивается детским воспоминанием о своей ярославской родине. В очерке «Сердца матерей», которое поэт создавал в 1942 году во время страшных боев подо Ржевом, он вспоминает о своей матери[6]. Образ матери и Родины для него, как и для Некрасова, едины. Стихотворение Суркова «Видно, выписал писарь мне дальний билет» (1942, Ржев) так же, как многие стихи Некрасова, вырастает из русского фольклора. Здесь используется сказочный мотив неуязвимости героя, но он перерастает в христианскую тему заступничества матери за сына:
И от пуль невредим, и жарой не палим,
Прохожу я по кромке огня.
Видно, мать непомерным страданьем своим
Откупила у смерти меня.
В довоенной лирике Суркова есть стихотворение «Дорога» (1937 – 1939) о прощании с родной землей, где показан молебен его матери за сына:
Дым над кадилом пахучий и едкий.
(Ладан для горя целебен!)
В складчину в церкви три бабы-соседки
Служат дорожный молебен.
Еще один поэт, близкий Суркову в эти годы, – Александр Блок. В записной книжке 1942 – 1943 гг. «Начало работы в «Красной звезде» есть план произведения «Между Волгой и Доном», в которое А. Сурков хотел включить «цитату из Блока». Тема Куликовской битвы звучит в военной лирике Суркова как напоминание об исторических победах русского народа: «Помним мы: после битвы на Калке Куликовская битва была». Цикл А.Блока «На поле Куликовом» создавался под влиянием «Задонщины», поэт помнил, что Куликовская битва состоялась в праздник Рождества Пресвятой Богородицы и во многом благодаря ее заступничеству была выиграна. А.Кулинич находит у Суркова в стихотворениях «Россия», «Рвут залпы тишину жестоко» аллюзии из цикла А. Блока «На поле Куликовом»[7]. Но и в стихотворении «Родина» (1943) есть аллюзии к стихотворениям Некрасова и Блока. Из стихотворения Некрасова «Внимая ужасам войны» приходит образ русской земли как «омытой слезами матерей», из стихотворения Блока «Россия» – образ дороги и неброский русский пейзаж:
Осинник зябкий, да речушка узкая,
Да синий бор, да жёлтые поля,
Ты всех милее, всех дороже, русская,
Суглинистая, жёлтая земля.
Как и у Блока, в этом стихотворении цветовая палитра – это синий и желтый цвет, а образ России сакрализуется: «бессмертная, нетленная», «загадочная в мудрой простоте». Но, в отличие от Блока, Сурков подчеркивает воинский подвиг русских солдат – «сынами возвеличенная».
Вместе с возвращением исторической памяти в лирику А. Суркова вошли христианские мотивы. В первой записной книжке 1941 года появляются строки, в которых предатель Родины сравнивается с Иудой:
Что Иуде путь героя,
Место воина в строю?
Он покинул поле боя,
Предал родину свою.
В стихотворении А. Суркова «Дочери» (1943) рефреном звучат строки из православного богослужения, а само стихотворение по форме напоминает плач, используются постоянные эпитеты и слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами, характерные для народных песен:
Смерть пришла, как усталость.
Ноженьки босы,
По траве разметались
Русые косы.
Растерзали германцы
В бешеной злобе.
«Не рыдай, мене, мати,
Зрящи во гробе».
Военный сборник А. Суркова «Россия карающая» (1943) начинается стихотворением, в котором говорится о жертвенной судьбе русского народа:
Вечерние лучи косые
Легли на вспаханную новь.
Опять сыны твои, Россия,
Льют в битвах жертвенную кровь.
Опять земля твоя в разоре
И города твои в огне.
По большакам старинным горе
Бредет с котомкой на спине.
И перед ним робеют звери,
И травы вянут под рукой,
А люди ждут – в какие двери
Ему черед стучать клюкой?
Про игры позабыли дети,
И женихам не до невест.
Как в дни далеких лихолетий,
Народ несет свой тяжкий крест.
Можно согласиться с В.Н. Турбиным, который считает, что А. Сурков в военной лирике следует агиографической традиции, создавая житие солдата, российских мучеников и праведников времен Великой Отечественной[8]. Связист сержант Новиков, который соединил зубами кабель и, отстреливаясь от немецких автоматчиков, погиб, но обеспечил связь и управление войсками. Разведчик Пашков, взятый в плен, расстрелянный и сброшенный в могилу, остался в живых и вернулся в строй. Партизанка Зоя Космодемьянская, попавшая в плен и прошедшая через пытки, издевательства, оказалась не сломлена духом. Михаил Бернштейн, веселый и пробивной корреспондент «Красной звезды», оказавшийся в окружении и отказавшийся покинуть войска на самолете, погиб вместе с солдатами в «харьковском котле». Из этих военных фактов и подвигов конкретных людей вырастают стихотворения А. Суркова «Связист», «Баллада о разведчике Пашкове», «О Зое», «Песня о веселом репортере».
Известно, что в начале Великой Отечественной войны остро стояла проблема связи между отдельными воинскими соединениями и проблема управления войсками, нехватки информации. Связисты и разведчики вышли на первый план. В фонде Рыбинского музея есть телеграмма в редакцию «Красноармейской правды» о подвиге связиста сержанта Новикова, из которой выросло стихотворение А. Суркова «Связист»: «Никогда не забудет Советская Родина героического подвига сержанта Новикова, линейного надсмотрщика гвардейской московской стрелковой дивизии. В разгар боя тов. Новиков был послан на исправление разрушенной минометным огнем противника кабельной линии к одной из частей. Когда линия была уже почти восстановлена и оставалось срастить последний порыв, на сержанта Новикова напали автоматчики противника. Новиков, будучи ранен, схватил оба конца кабеля в рот и зажал крепко его зубами, благодаря чему восстановил связь, а сам стал отстреливаться из винтовки от окруживших его врагов. Новиков погиб от пули врагов. Героя нашли на поле боя с крепко зажатыми концами кабеля между зубами. Связь работала безотказно. Мы не знаем, какие мысли переживал наш герой в последние минуты жизни, но нам совершенно ясно одно, что подвиг комсомольца Новикова для нас, связистов армии, является равноценным подвигу славного сталинского сокола капитана Гастелло. Все для любимой Родины, все для обеспечения победы над врагом… Нач. связи армии полковник Ушаков»[9].
Во второй записной книжке 1941 года есть черновик другого произведения – «Баллада о разведчике Пашкове», которое тоже было создано на фактической основе. Иван Сергеевич Пашков, разведчик 410-ого полка, 6 августа 1941 года в районе Витебска попал в окружение, его схватили гитлеровцы, пытали, затем расстреляли, но разведчик остался жив, выбрался из могилы и вернулся в строй[10].
В записной книжке А.А. Суркова 1942 – 1943 годов, которая озаглавлена «Начало работы в «Красной звезде», есть две песни о военном корреспонденте: «Репортер» и «Песня о веселом репортере». Первая песня – это обработка известной в годы Великой Отечественной войны песни, авторами которой стали корреспонденты «Красной звезды» Борис Лапин и Захар Хацревин.
Погиб репортер в многодневном бою.
От Буга в пути к Приднестровью,
Послав перед смертью в газету статью,
Своей обагренную кровью.
Редактор лениво статью прочитал,
Позвал он уборщицу Зину.
Подумал, за ухом пером почесал,
И вымолвил: «Бросьте в корзину!»
На утро уборщица вымела пол,
Чернила на стульях замыла.
И очерк его на растопку пошел,
И все журналиста забыли.
И только седой старичок метранпаж,
Качнув головою, заметил:
«Остер был когда-то его карандаш,
И с честью он смерть свою встретил».
В редакции жизнь потекла, как всегда,
Как будто ни в чем не бывало,
И новый товарищ поехал туда,
Где вьюга войны бушевала.
Написана эта песня была при отступлении из «киевского котла», и, к сожалению, стала пророческой. Журналисты вместе с группой бойцов и командиров с боями пробивались из окружения. В одной из скоротечных стычек с превосходящими силами врага в сентябре 1941 под Киевом Хацревин был ранен и уговаривал друга оставить его, но Лапин отказался. Шедшие по жизни рядом, они были вместе до конца. Группа вышла из окружения, но о судьбе корреспондентов никто не знал, поэтому до февраля 1942 года они числились в редакции пропавшими без вести.
В обработке Суркова заметна стилистическая и логическая правка. Так, последнее четверостишие он начинает иной строкой, в оригинале было «А жизнь фронтовая плыла и текла». Но, вероятно, эта песня побудила А.А. Суркова к написанию другой – ее черновик находится в этой же записной книжке.
«Песня о веселом репортере» посвящена памяти Михаила Самойловича Бернштейна (1912 – 1942), известного как веселого и пробивного репортера, погибшего в ходе Харьковской операции в мае 1942 года. Когда части, в которых находился журналист, попали в окружение, Бернштейн отказался покинуть войска на самолете. Во главе небольшого отряда на автомашине он попытался пробиться из «харьковского котла», но, попав под обстрел неприятеля, погиб.
«Песня о веселом репортере» известна как совместное произведение К. Симонова и А.Суркова. В записной книжке А. Суркова видно, как рождалось это стихотворение. Особенно мучительно дался третий куплет. В отличие от Бориса Лапина и Захара Хацревина, Сурков и Симонов ввели тему воинского подвига репортера, которая звучит рефреном.
Окончательный текст этой «Песни о веселом репортере» дочь поэта, Наталья Алексеевна Суркова, московский музыковед, поместила в песеннике «По военной дороге»:
Оружием обвешан,
Подкравшись по тропе,
Неукротим и бешен,
Он штурмом взял КП.
Был комиссарский ужин
Им съеден до конца.
Полковник был разбужен
И побледнел с лица.
Припев:
Но вышли без задержки,
Как всегда,
«Известия» и «Правда»,
И «Красная звезда».
О взятии плацдарма,
Что только в полдень пал,
Он раньше командарма
На полчаса узнал.
Во избежанье спора
Напоен был пилот,
У генерал-майора
Был угнан самолет.
Припев.
В блокноте есть три факта,
Что потрясут весь свет,
Но у него контакта
Всю ночь с Москвою нет.
Он, чтобы в путь неблизкий
Отправить этот факт,
Всю ночь с телеграфисткой
Налаживал контакт.
Припев.
Под Купянском, в июле,
В полынь, в степной простор
Упал сраженный пулей
Веселый репортер.
Блокнот и «лейку» друга
В Москву, давясь от слез,
Его товарищ с юга
Редактору привез.
Припев.
В своем выступлении во время войны Сурков признался: «Война…сделала нашу поэзию, как никогда в предыдущие годы, поэзией народного сердца, прямо адресованной душе народа»; «Война не терпит противоречия между словом и делом»; «Чем ближе стоит человек к смерти, тем больше его раздражает громогласная болтовня… Воюющий человек любит прямое слово, раскрытое слово, прямо соответствующее его существованию на войне».
В своих фронтовых стихах и очерках Сурков свидетельствует: смерть во имя общей жизни, во имя своей родной земли – это путь искупления, по которому прошел русский народ во время Великой Отечественной войны до конца. Он был вместе со своим народом, поэтому мог написать:
Я честно, как положено бойцу,
Прошел свой путь солдатский, боевой.
Примечания:
[1] Сурков А.А. Собр. Соч. М.: Художественная литература, 1979. Т. 3. С. 151.
[2] Сурков А.А. Маленькие рассказы о больших делах // Красноармейская правда. 1941. 17 июля.
[3] РБМ 16112/17.
[4] Резник О.С. Алексей Сурков. М.: Художественная литература, 1979. С. 82.
[5] Л и х а ч е в Д. С. Слово о полку Игореве: Историко-литературный очерк. 2-е изд. М., 1982. С. 51—79.
[6] Сурков А.А. Собр. Соч. М.: Художественная литература, 1979. Т. 3. С. 164.
[7] Кулинич А.В. Алексей Сурков. Очерк жизни и творчества. Киев: Изд-во Киевского гос. ун-та им. Т.Г. Шевченко, 1953. С. 123-124.
[8] Турбин В.Н. Русские ночи. Три новеллы о поэтах, сочинявших свои стихи во время бессонницы, о подвижничестве и об их прегрешениях. Пособие для учащихся. М.: Интерпракс. 1994. С. 156.
[9] РБМ 12123.
[10] Ленинское знамя. 1965. 7 мая. № 106 (3307) // РГАЛИ. Ф. 1899. Оп. 1. Ед. хр. 2.
