 | Цеханская Кира Владимировна, д. ист. н., ведущий научный сотрудник Отдела русского народа Института этнологии и антропологии Российской академии наук |
«Русская икона в эпоху постмодерна: проблемы и тенденции»
XXVI Международных рождественских образовательных чтений
«Нравственные ценности и будущее человечества»
26 января 2018 г., Аванзал Храма Христа Спасителя, г. Москва
Взгляд на русскую икону – это прежде всего, взгляд из новой мировой исторической реальности, имя которой постмодерн[1].
Уже ясно, что постмодерн не является ни узко-специфическим направлением в искусстве, ни особым философским умонастроением разного рода интеллектуалов. Это качественно новое духовное состояние всего человечества, порожденное прежде всего либеральным крахом западноевропейского христианства. Не будем вдаваться в объяснение тонкостей постмодерна. Обобщенно отметим одно: постмодерн носит всеобъемлющий, глобальный характер ложно-деструктивной духовности. По церковному можно сказать, что источником постмодерна являются эманации разумного инфернального зла. Подобно плесневым нитям, постмодерн все более пронизывает мировую политику и культуру, бытовую государственную, личную и религиозную жизнь людей. Постмодерн даже определяет характер и вооружение идущей мировой гибридной войны, основанной на обезбоживании, обесценивании и расчеловечивании бытия как такового. Если кратко выразить цели постмодерна, то на наш взгляд, они будут таковы: это требование бесконечной плюральной равноценности всего и вся, обессмысливание любых смыслов, расщепление целостности общечеловеческой культуры, истории, традиции. Но самое главное – это глумление над Божественной онтологией человеческого бытия.
Россию не миновал этот кочующий духовный вирус. Страна вошла в XXI век уже зараженной постмодерном, его расцвет мы наблюдаем сейчас. Глубоко поразив российское масс-медийное пространство, этот вирус мощно орудует под прикрытием массовой культуры, главное в которой даже не пошлость, а культурологическое принуждение к спокойному собеседованию со злом, требование нормативной терпимости ко греху. Вот из этой новой социо-культурной реальности мы обращаем свой взгляд на русскую икону.
Как подчеркивалось выше, икона и в средние века, и в синодальную эпоху и даже в новейшей истории страны была не только главным средоточием молитвы и веры. Она являлась центром духовного притяжения, вокруг которого формировался этнорелигиозный архетип русской ментальности, национальные ценности культуры, традиция, наконец, принципы жизненных целеполаганий. Более того, икона давала народу ясный и прямой ответ на то, как Божественная благодать, милость и правда могут сосуществовать вместе с жестокостью мира, при этом, обнимая и спасая его. Религиозная вера не обособлялась в самосознании людей, не становилась изолированным предметом самоанализа или стороннего рационального изучения. Вера была плотно и естественно-нераздельно слита с единым миросозерцанием верующей личности. Точно так же икона оставалась целостным сакральным объектом, таинственным феноменом, недоступным никакому секулярно-научному проникновению в ее метафизическую сущность. Иными словами, перефразируя слова классика, скажем: икона была наше все.
Что же вдруг произошло с иконой в XXI веке? Коснулся ли постмодерн канонически бытийственной стороны иконописи? На первый взгляд – нет, не коснулся. Икона продолжает оставаться одной из наиболее консервативных форм современного искусства Церкви. Но это только на первый взгляд.
В современной иконописи, так же как и в иконопочитании, произошли некие невидимые тектонические сдвиги, связанные с изменениями социодуховного умонастроения верующих: как воцерковленных, так и невоцерковленных, то есть скрытых носителей традиционного религиозного архетипа. Постмодерн уже сформировал опасный потенциал новой культурной парадигмы. Его смысл – в расщеплении целостности, десакрализации сакрального, в глумливо-саркастическом «убийстве» традиции. Мы видим, как «расползается» некогда цельное религиозное самосознание народа. Уже привычным и удобным становится принцип разделения духовно-религиозной и мирской жизни. Иными словами, сегодня не грех пойти на рок-концерт какого-нибудь Кинчева, а завтра – на Литургию в церковь. Не грех днем посетить какую-нибудь постмодернистскую выставку с антицерковными арт-объектами, а вечером зайти на вечерню. Совершенно очевидно, значительная часть верующих, особенно, молодое поколение, с удовольствием соблазнились облегченным вариантом Православия. Вместе с новыми, упростившимися оттенками религиозного самосознания народа изменилось место и значение иконы как в частной жизни людей, так и в жизни Церкви. Потеряв в связи с агрессией постмодерна свое первородство, свое культурообразующее значение, икона оказалась «на равных втиснутой» в длинный ряд других видов современного искусства. Она превратилась в такой же привычный художественный продукт как театр, кинематограф, светская живопись, музыка, скульптура и даже постмодернистский арт-объект.
Весьма показательно, что в России наблюдается такое изобилие выставок икон. Иконные экспозиции организуются и музеями, и частными лицами, и Церковью. Чувствуя утрату прежнего понимания и трепетной любви к иконе, православная общественность искренне желает вернуть интерес к ней, посредством выставок, осуществляя новый план монументальной пропаганды. Пропаганды русской иконы. План весьма справедливый, необходимый, но в большой степени и бесполезный, учитывая указанные выше негативные оттенки современной веры и благочестия. Ведь далеко неслучайно верующий народ дружно и молниеносно слетается со всей страны на выставки древних христианских артефактов, привезенных с Афона или Иерусалима или из других святых мест. Стремление приложиться к поясу Богоматери или к дарам волхвов свидетельствует, с одной стороны – об огромной потребности в общении с первоисточником святости. А с другой стороны – об ощущении, возможно, недостаточности святости в родной земле, в родном церковном обиходе. И это при том, что Россия благодатно наполнена своими святынями. Но «свое» становится привычным. И причина этого лежит в формализации веры, в масс-медийной профанации идеалов и святынь русской жизни, в постмодернистском разделении сознания на мирское и религиозное начала, в стремлении к комфортному, без всякого «напряга» Православию. В этот перечень причин также входит шаблонно-эстетическая прививка в виде бумажных иконок и совершенно неканоничных и глубоко враждебных Русскому и Вселенскому Православию каменных памятников – изваяний святым, о которых упоминалось выше. Вне всякого сомнения, подобные с позволения сказать, образцы массового церковного производства формируют такое же глянцево-поверхностное, ложное понимание как веры, так и иконы.
В виду сложного историко-культурного контекста современности, икона все более отдаляется от традиционной среды своего бытования, парадоксальным образом становясь, тем не менее, модным объектом многочисленных выставок и даже перформансов. Настоящая икона, написанная на дереве профессиональным художником-иконописцем, уже не является той ценностью, которая передается от поколения к поколению. Огромное количество верующих довольствуется печатным изображением иконы в виде недорогой литографической продукции. И это несмотря на то, что настоящая икона, например, аналойного размера, стоит не дороже телевизора или компьютера, которые есть в каждом доме. В том числе, в сельском и деревенском.
О чем это свидетельствует? О том, что духоно-практическая необходимость в подлинной иконе постепенно отпадает. Ну что ж, если раньше иконописный образ являлся безусловной святыней, участвующей в жизни народа, образцом, формирующим эстетику русского искусства, то сейчас, в начале XXI века икона даже не мыслится духовным противовесом апостасийных форм культуры. Ярко обозначившись в суетном пространстве постсоветского времени, икона вновь отошла в церковную сень.
Сегодня классическое иконописное искусство Церкви все так же остается уделом избранной части воцерковленного художественного социума, занимающего церковную нишу. Эта ниша состоит из двух уровней, Первый – ремесленная копийная продукция профессиональных иконописных мастерских, на высоком уровне восполняющих потребности Церкви. Вторая – эталонные, авторские, можно сказать, штучные образцы иконописания, по которым определяются основные тенденции в развитии современного иконописания. И вот здесь мы подходим к важному вопросу – каковы же эти тенденции? Как профессиональные иконописцы отвечают на постмодернистские вызовы времени?
Об указанных тенденциях можно судить, например, по экспонатам выставки «Современные иконописцы России», проходившей в 2015 г. в помещении Казанского вокзала. Невозможно преувеличить ни эстетическую, ни смысловую значимость экспозиционного материала выставки. Она носит не просто элитарный, но эталонный характер. Тщательно подобранные иконы, представляющие различные иконописные мастерские, школы, а также образцы авторского творчества полновесно отражают и художественные тенденции и мощный потенциал современного иконописания. Предпочтение крупных и средних форм, изобилие золота, величественная выразительность линий и форм, совершенство колористической и композиционной гармонии и, наконец, просто красота, ошеломляющая, торжествующая, царственная красота мозаичных и живописных образов – все это в своей формально-стилистической совокупности так и хочется назвать торжеством неоимперского стиля иконописания. Вполне возможно, что русская икона в свой провиденциальной глубине уже указывает на будущие пути российской государственности.
Но несмотря на блистательное совершенство языка и формы, столь необходимых для эстетического утверждения иконы в современной действительности, рассматриваемая выставка «высветила» одну важную проблему, связанную с духовно-мистическими категориями образности. Русская средневековая икона, например, ХV века не завораживала молящегося некой внешней красотой форм. По большому счету красота в ее современном понимании, отсутствовала в иконописных памятниках древности. Представляется, в них было другое – таинственное веяние тихого ветра. Именно в таком виде являл себя Господь ветхозаветным святым. Движение этого ветра, то есть божественной благодати нужно было уловить. А для этого нужно было начать творить молитву.
Красота же лучших современных икон настолько притягивает к себе все внимание, что забывается всякая молитва. Вот, например, икона Исаака Сирина кисти архимандрита Зенона – настолько прекрасна, что сама красота становится препятствием к метафизически-молитвенному восприятию образа. Хочется бесконечно созерцать иконописный облик святого, вглядываться в его живые глаза, путешествовать взором по бесконечно изящным складкам и линиям головного убора, наслаждаться дивной гармонией цветовых соотношений.
Подобное состояние упоения красотой так соприродное человеку, ярко раскрыто в рассказе Чехова «Красавицы», где герой, маленький мальчик, пораженный совершенной красотой девушки-армянки, весь погружается в ее ненасыщаемое созерцание, которое длилось несколько часов. Без сомнения, желание «присновращения» вокруг красоты имеет религиозную основу, потому что прекрасное – один из феноменов богосотворенного бытия. И все же идеалом русского иконы является не красота. Очевидно, феноменологическим камертоном русской иконописи – как в XII в., так и в наши дни – было и остаётся срединное, мерное, спокойно-взвешенное соотношение символа и красоты, когда эстетическое совершенство становится соподчинённым фактором выражения Божественной Истины, когда иконописный образ рождает особое, созерцательное, тихое молитвенно-покаянное состояние, подобное состоянию, которое возникает у молящегося при лицезрении «Троицы» преподобного Андрея Рублёва. Несомненно, в этом искусном, взвешенном, мерном иерархическом взаимосочетании духовных и эстетических величин и состоит национально-самобытная суть и значимость русской иконы, предоставляющей для всех людей единственно-истинные пути подлинного Богообщения;
ЛИТЕРАТУРА:
Гаврюшин Н.К. Русское богословие. Очерки и портреты. Нижний Новгород:Нижегородская духовная семинария. 2011. 672 с.
Голейзовский Н.К. Исихазм и русская живопись ХIV-XV вв. // Византийский временник. Т. XXIX. :Наука. 1969. С. 196–210.
Живов В.М. Видения света и проблемы русского средневекового исихазма // Огонь и свет в сакральном пространстве. Материалы международного симпозиума. Ред. -сост. A.M. Лидов. М.: Индрик. С. 37–41.
Лисовой Н.Н. Православие византийское, русское, вселенское: мера свободы и благодать смиренных // Религии мира. История и современность. 2005. М. :Наукам 2007. С. 9–20.
Осташенко Е.Я. Андрей Рублёв. Палеологовские традиции в московской живописи конца ХIV – первой трети XV вв. М.: Индрик. 2005. 414 с.
Попова О.С. Древнерусская живопись и Византия // Искусство средневековой Руси. Материалы и исследования. Государственный историко-культурный музей «Московский Кремль. М. 1999. С. 14–52.
Прохоров Г.М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Повесть о Митяе. Спб.: Алтея. 2000. 477 с.
Ходзинский Павел, священник. Афон и его сакральное восприятие в русской традиции // Материалы международной конференции «Россия-Афон: тысячелетие духовного единства». М. Издательство ПСТГУ. 2008. С. 73–78.
Цеханская К.В. Глобализм и проблемы современной этнорелигиозной идентификации русских // Проблемы национальной стратегии. : РИСИ. 2015. № 6. С. 221–241.
Цеханская К.В. Постмодернизм и традиционализм: конфликт духовных ценностей в постсоветской действительности // Этнокультурное воспроизводство в условиях глобализации: этноперекрёстки и трансграничье. Москва-Берлин. 20I6. C. 134–163.
[1] Цеханская К.В. Постмодернизм и традиционализм: конфликт духовных ценностей в постсоветской действительности // Этнокультурное воспризводство в условиях глобализации: этноперекрёстки и трансграничье. Москва-Берлин. 20I6. C. 134–163.
