Военное духовенство в русско-японской войне (1904-1905 г.): практические проблемы организации служения

Доклад кандидата исторических наук, доцента МГУ им. М.В. Ломоносова Л.В. Жуковой на «военной» секции XXV Международных Рождественских образовательных чтений

Первой проблемой, которая встала перед военным духовенством в условиях начавшейся войны с Японией, стал конфликт документов, регламентировавших обязанности военных священников.

В русско-японскую войну военное духовенство входит, имея в качестве главного документа Положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств», утвержденное 12 июня 1890 г.  и инструкции татищевской (1900 г.) комиссии о мерах религиозно-нравственного воспитания войска. Одновременно разрабатываются проекты новых уставов. В апреле введен в действие Устав полевой службы (1904 г.).

Однако в документах этих была некоторая несогласованность между собой. Так, священник Р.А. Прозоровский отмечал: «Первым из средств религиозно-нравственного воспитания воинских чинов комиссия указывает внебогослужебные собеседования священника, причем назначает их не менее одного на батальон в неделю. В уставе внутренней службы (гл. IX , стр. 390) это требование редактируется таким образом: «для нижних чинов православного исповедания распоряжением командира части устраиваются религиозные беседы, посещение коих обязательно для нижних чинов. Для бесед священники должны не менее раза в месяц посещать все роты. Благодаря этому, в некоторых полках религиозно-нравственные беседы назначаются в батальонах лишь чрез неделю, чередуясь с светскими чтениями»¹.

В результате, во-первых, отсутствовало четко сформулированное представление о том, что и как должны делать священники на войне, что брать с собой при отправке на фронт, каковы конкретно обязанности священника на фронте. Во-вторых, не были урегулированы до конца взаимоотношения военных священников и военного начальства, а также – военного и епархиального духовенства.

Единство понимания этих вопросов, кстати, отсутствует и в современных научных исследованиях.

Начавшаяся война моментально показала все проблемы несогласованности инструкций и уставов.

Первая группа проблем носила организационный характер. У вновь назначенного руководства (С. Голубев) возник конфликт с Преосвященным Иннокентием, епископом Переяславским (И. Фигуровским). Конфликт был настолько серьезным, что Преосвященный о. Иннокентий демонстративно уехал в Пекин, несмотря на письмо к нему о. Протопресвитера А.А. Желобовского. Попытки последнего урегулировать вопрос через Св. Синод, фактически, не увенчались успехом.

Еще одной проблемой стал собственно сбор священников на войну. Не вполне понятно было, что необходимо взять с собой.

В 1903 г. на братском собрании этот вопрос поднимался, священники высказали свои соображения, однако список необходимых вещей утвержден не был.

В результате при сборе на фронт священники не получали св. Антиминс и метрические книги. Особенно часто не имели св. Антиминсов священники, назначавшиеся мобилизационным порядком, а также священнослужители военно-лечебных и госпитальных учреждений. Некоторые из них обращались с запросами в Духовное Правление при о. Протопресвитере – надо ли брать в поход св. Антиминс², но из-за поспешности мобилизации получить ответ не успевали.

Отбывая на позиции, Полевой Главный священник получил некоторое количество св. Антиминсов, однако к началу апреля у него их уже не осталось, и за получением новых следовало обращаться к местным Преосвященным, а точнее, к епископу Иннокентию.

Поскольку епископ Переяславский уехал из Харбина, о. Голубев получил право обращаться за св. Антиминсами к Преосвященным Забайкальскому и Владивостокскому.

По Указу св. Синода № 8352 от 1 сентября 1904 г. 13 ноября 1904 г. получил два св. Антиминса для походных церквей у митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Антония Полевой Главный священник III Маньчжурской армии Николай Каллистов. 24 ноября 1904 г. Полевой Главный священник II Маньчжурской армии Александр Журавский получил в собственное распоряжение 2 св. Антиминса, затем 27 ноября — 5 св. Антиминсов на пять стрелковых бригад, а 14 декабря – еще 4 – «в запас» непосредственно от о. протопресвитера.

Некоторые предметы, которые брали с собой священники, на войне не пригодились совсем (например, некоторые книги, облачения и т.д.).

В мае 1904 г. на братском собрании военного духовенства обсуждался «Список церковных вещей, которые должны быть во время похода». С докладом по этому вопросу выступал протоиерей Г.П. Лапшин. Однако обсуждение пока не имело последствий.

В августе 1904 г. о. протопресвитер обратился с запросом к Ивану Алексеевичу Жевержееву, владельцу мастерской по изготовлению церковных вещей и магазина.

В ответ на запрос, полученный 24 августа 1904 г., Жевержеев уведомляет, что сундуки с мобилизационными церковными вещами имеются готовые. Они были изготовлены для всех сформированных Восточно-Сибирских стрелковых полков, а также и для 1-го Армейского корпуса и изготовляются для вновь формирующихся полков.

11 сентября 1904 г. Главное интендантское управление направляет о. Протопресвитеру запрос № 38496 о том, насколько удовлетворяет условиям военно-походной службы состав церковного имущества, доселе выдававшегося в воинские части, отправляемые в поход. Желобовский, в свою очередь, направляет запрос Полевому Главному священнику (13 октября 1904 г. № 15320).

Для обсуждения этого вопроса о. Голубев телеграммами вызвал к себе благочинного 9 Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, священника 33 Восточно-Сибирского стрелкового полка Григория Шавельского и благочинного 5 Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, священника 17 Восточно-Сибирского стрелкового полка Василия Грифцова.

Пока шло это обсуждение, комплектование вещей и их транспортировка продолжались по мобилизационному плану 1885 г., согласно которому церковные вещи должны были оставаться в обозе 2-го разряда, «который от полка находится на расстоянии 8-10, а когда и 15 верст. Священники же находятся в обозе 1-го порядка при перевязочном пункте».

В конце концов, вопрос о культовых принадлежностях более или менее был решен. По новому плану мобилизации, разработанному в 1905 г., полковым священникам было предписано взять в поход подвижный престол и жертвенник.

Некоторые трудности возникли с организацией мест богослужения.

В 1899 г. под председательством о. Желобовского была учреждена особая комиссия для выработки упрощенного типа военной церкви, удобной для проведения богослужений в полевых условиях. Комиссия 1900 г., вырабатывавшая проект полкового храма, ориентировалась на стационарный лагерный храм, и практически не уделяла внимания передвижному храму-палатке.

В самой Манчжурии зданий православных храмов было немного, и они были рассчитаны на небольшое количество прихожан, поскольку населения православного вероисповедания было мало.

Большинство священников, в том числе в Порт-Артуре, старались приспособить для богослужений помещения в офицерских столовых и в госпиталях. Ввиду неудобств, возникавших при использовании таких помещений, последовало распоряжение Полевого Главного священника, согласно которому «…Устройство временного храма может быть разрешено только при условии, чтобы для него было отведено открытое непроходное помещение … отделенное от жилых помещений, хотя бы досчатою перегородкою… Доколе храм не будет устроен, госпитальный священник должен ограничиваться служением всеночных, обедницы и … приобщать больных запасными Св. Дарами»³.

Вторая группа проблем, возникших во время русско-японской войны, была связана с организацией богослужений и различных церемоний.

Из них самой важной стало причащение умирающих.

Одной из трудностей в этом деле стала невозможность причащения остававшихся на поле боя. В обстановке боя приходилось решать, кого следует выносить с поля боя – раненых, которым еще можно оказать помощь или мертвых и умирающих, дабы похоронить их, как полагается. Сами военные священники осознавали, что предпочтение в этом случае должно отдаваться живым. После боя подобрать убитых не всегда представлялось возможным – например, в случае отступления армии. Не всегда можно было установить, погиб человек в бою, или попал в плен, или (таких случаев тоже было довольно много), отстал от отступающей армии.

Другая трудность – большой поток умирающих и тяжело раненых, которых священник просто не успевал причащать. Вот что вспоминает священник крейсера «Рюрик» Алексей Оконешников о событиях 1 августа 1904 г.: «Я начал было исповедывать раненых, причащать их не представлялось возможности, всюду было тесно, и я боялся пролить Св. Дары. Скоро пришлось отложить и исповедание… палуба полна трупами и отдельными оторванными частями человеческих тел… Среди массы трупов, среди оторванных рук и ног, среди крови и стонов я стал делать общую исповедь»⁴.

Другой проблемой стали похороны неправославных воинов. Вопрос обсуждался на нескольких братских собраниях. В частности, на собрании 31 мая 1905 г. О. Протопресвитер просил о.о. докторов богословия протоиереев С.А. Соллертинского и Е.П. Аквилонова заняться этим вопросом, и также обратился за разъяснением в Св. Синод. Со стороны Св. Синода последовало разрешение совершать в нужных случаях панихиды по умершим воинам – иноверцам в казармах в присутствии нижних чинов. В разъяснение недоумения было отмечено, что еще в протопресвитерство В.Б. Бажанова было сделано частное разрешение совершать панихиды об умерших воинах иноверцах, но при этом дозволялось молиться «только о прощении их грехов, без упоминания об удостоении их царства небесного»⁵.

Стоит отметить, что война вынудила православных военных священников более терпимо относиться к иноверцам. В частности, Г. Шавельский вспоминал, что даже исповедовал перед Пасхой двух католиков, и получил за это только мягкое устное порицание С. Голубева.

Другие проблемы — необходимость исповедовать перед Пасхой большое количество солдат, говение в армии и т. д. оставались, но были отодвинуты войной на второй план, вытесняясь гораздо более насущными.

Практической проблемой военных священников стало отсутствие регламентации вопроса какие богослужения и когда совершать. Как отмечал Г.И. Шавельский, никаких письменных инструкций или руководств на этот счет не имелось.

Предыдущий опыт и существовавшие инструкции предписывали военным священникам совершать следующие церемонии и обряды: встреча новобранцев и проводы увольняемых в запас нижних чинов; приведение молодых солдат к присяге; освящение Высочайше пожалованных знамен и штандартов и образов; закладка, сооружение и освящение новых храмов и церквей; проведение полковых и корабельных праздников, других юбилейных дат в жизни войск и флота; увековечивание памяти героев.

Из предписанных инструкциями богослужений более или менее организованно проводились проводы на фронт, участие в полковых праздниках и организация празднования Пасхи, из празднования «царских дней» — день рождения Государя и день рождения Цесаревича.

Надо отметить, что эти богослужения имели большое воспитательное значение, подготовка к ним объединяла нижних чинов со священником, а также и с офицерством.

Одной из проблем организации богослужений стала проповедь — молодые священники чувствовали себя не слишком уверенно в этом вопросе.

4 февраля 1904 г. на братском собрании в Петербурге священником Ратьковским был поднят вопрос о необходимости издания отдельными брошюрами образцов проповеди на различные темы.

Проведенное исследование показывает, что тематически из опубликованных в 1904-1905 гг. проповедей 1 была посвящена «Вере, Царю и Отечеству», 6 — войне с Японией (но в различном контексте), 7 — вопросам, связанным с военной службой в целом, 15 — различным богословским темам, в том числе и с историческими примерами, и привязанным к военной службе. Война как самостоятельная тема выделяется с осени 1904 г. Чаще всего она возникает в двух контекстах — необходимость убивать и опасность быть убитым. Тема верности традиционным идеалам («За Веру, Царя и Отечество») в чистом виде используется редко, и в основном в связи с убийством Великого князя, с начинающимися революционными событиями. Сама по себе, вне этого контекста, она практически не используется. Образцом проповеди такого рода стала «Речь о любви и преданности к Царю (по поводу войны с Японией), опубликованная в ВВД. № 10. 15 мая 1904 г.

Гораздо более разнообразна тематика проповедей, упоминавшихся о. Митрофаном Сребрянским. Из сказанных им на войне 55 проповедей и поучений, богословским вопросам было посвящено 28, войне с Японией — 17, особенностям военной службы и солдатского быта — 8, и лишь в 5 случаях темой проповеди становилась верность Вере, Царю и Отечеству. Почти все проповеди, отнесенные к «богословским», непременно содержали мотивацион­ный момент, призывая солдат к терпению, исполнению своего долга перед Отечеством, приводя исторические примеры героизма и т.д.

Важным воспитательным моментом на фронте оставалась внебогослужебная беседа. На этом особенно настаивал о. протопресвитер. Вопрос обсуждался на братском собрании 1 мая 1904 г. Рекомендовалось где возможно проводить внебогослужебные беседы «с показанием световых картин». Однако на войне такой возможности не было. В тылу богослужебная беседа воспринималась скорее как дополнительная лекция по Закону Божию, однако на войне внебогослужебная беседа приобретает другую функцию. Она превращается именно в беседу, во время которой солдаты делятся со священником своими страхами, просят наставления и благословения. Одним из самых часто встречающихся сюжетов становится вопрос о смерти на войне в различных контекстах: смерть и загробная жизнь, смерть и искупление грехов, смерть и долг, смерть и остающаяся семья и т.д. Другая тема — необходимость убивать. Она возникает в основном не в связи с образом врага, а в контексте вины за убийство человека и решается в двух аспектах: в психологическом (церковь берет вину солдата за убийство на себя) и в религиозном (война не противна христианскому учению). Еще одна часто встречающаяся тема — страх на войне. Достаточно часто темой бесед становились тяготы походной жизни, уныние, даже отчаяние солдат, их моральная неудовлетворенность в связи с длительными отступлениями и с негативными оценками в прессе. Особенно актуализируется эта тематика в 1905 г.

Говоря о внебогослужебных беседах, хочется отметить еще один момент. Часто реакция солдат на такие беседы описывается словами «мы отдохнули». В этом плане «увод» солдат хотя бы на короткое время от реалий войны, разговоры о доме, семье, «утешение», избавление от чувства вины и т.д. имели гораздо большее значение для поднятия духа все более разлагающейся армии.

Трудности, с которыми столкнулось духовенство на поле брани, заставляют священников по-новому осмысливать свое служение, искать коллективного решения практических вопросов, уже не полагаясь на советы из Петербурга. По инициативе Полевого Главного священника 1-ой Маньчжурской армии Шавельского на фронте проводятся братские собрания, где обсуждаются именно возникшие практические вопросы. В частности, обсуждались вопросы об образцовом полковом храме, о необходимости во всех частях иметь одинаковые облачения (зеленого цвета); о желательности при Управлении Главного Полевого священника производить заготовку восковых свечей, ладана, вина и просфор и т. д.

Вместе с тем, необходимо отметить, что о. протопресвитер пристально следил за делами на фронте и не мог не осознавать, что Положение 1890 г. не вполне отвечает запросам времени. Проблема обсуждалась не однократно. В результате была создана комиссия под председательством А.А. Ставровского для пересмотра Положения.

Военные священники приняли в ее работе самое активное участие – только за полгода комиссия получила свыше 15 различных рапортов и обращений⁶. Наиболее значимые из внесенных предложений касались открытия и узаконения приходских попечительств при полковых церквах. Состоять эти попечительства должны под председательством полкового священника из штаб-офицеров и ротных командиров (с голосом решающим) и фельдфебелей (с голосом совещательным). Предлагалось также закрепить практику назначения внебогослужебных бесед в воскресные и праздничные дни, после совершения вечерни, и при том в церкви, а не в роте, где беседы менее производят религиозно-нравственного воздействия на слушающих, и где приходится стеснять жизнь иноверцев. Исходя из опыта войны, священники также предлагали узаконить практику перевозки церковного имущества в одной отдельной повозке, «именуемой церковною».

Ряд предложений касался улучшения организации управления военным духовенством в военное время. Предлагалось учредить должности главных священников фронта, каждый из которых, находясь в полном подчинении протопресвитеру, должен был объединять деятельность духовенства данного фронта; гарнизонных благочинных в пунктах, где имелось несколько священников; благочинных запасных госпиталей, каковые должности были возложены на священников при штабах армий и т.д.

Работа комиссии затянулась и проект нового Положения стал предметом обсуждения съезда военных пастырей только в 1914 году.

В заключение хотелось бы отметить, что во время русско-японской войны священники показали себя настоящими героями. Всем известен подвиг пастыря-воина – священника 11 Восточно-Сибирского полка Стефана Щербаковского, поднявшего солдат в атаку в Тюренченском бою 18 апреля 1904 г.

Меньшую известность получили подвиги милосердия (в госпиталях, по спасению раненых, тонущих и т.д.). Так, 19-25 февраля 1905 г. священник 56-го пехотного Житомирского полка Сергий Соколовский активно помогал фельдшерам, под огнем унося с поля боя раненых и перевязывая их. Затем, совершив погребение убитых русских солдат, священник собрал 28 трупов погибших японцев, и похоронил их по христианскому обряду прямо под огнем неприятеля. Надо отметить огромное мужество корабельных священников Михаила Руднева с «Варяга», Алексея Оконешникова с «Рюрика», порт-артурских священников (13-го полка Александр Рыбчинский, 14-го полка Алексий Семов, 15-го полка Александр Холмогоров (благочинный 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии) и 16-го полка Иоанн Добросердов), продолжавших служение в осажденной крепости под неприятельским огнем.

Отдельно нужно упомянуть святительские подвиги (вынос икон и т.д.). Так, иеромонах Никодим во время гибели эскадренного броненосца «Победа» 24 ноября1904 г. спас св. Антиминс и сундучок со св. сосудами рискуя собственной жизнью.

Военные неудачи и начавшаяся революция заставляли священников прилагать огромные усилия к тому, чтобы не допустить полного разложения армии. Признанием их заслуг можно считать письмо Н.П. Линевича Военному министру А.Ф. Редигеру 23 августа 1905 г., в котором главнокомандующий отметил: «Брожение мыслей никогда и ни в чем еще в армии не проявлялось».