Балашова Елена Григорьевна, сотрудник Отдела религиозного образования и катехизации Русской Православной Церкви, |
«НКВД, католики и выбор веры архиепископа Сергиевского Варфоломея (Ремова)»
Доклад в рамках XIХ Международных рождественских образовательных чтений
«Церковь и государство: соработничество в решении общих задач»
Конференция «Агиология в церковной практике, науке, искусстве, образовании.
Святые и подвижники благочестия ХХ века»
25 января 2011 г., Храм Христа Спасителя
Опубликовано в сборнике: Духовные основы русской культуры: изучение и преподавание в высшей и средней школе. — Вып.7.: Русь-Россия: Выбор веры. История и современность: Сб. материалов межрегиональной научно-практической конференции / Московский государственный областной университет; Отв. ред. О. В. Розина – М.: Наука и Слово, 2011. С. 35-47.
Будущий архиепископ Сергиевский Варфоломей (Ремов) родился в Москве в октябре 1888 г. Однажды дом священника Феодора Ремова, отца будущего владыки, посетил святой праведный Иоанн Кронштадтский, который был духовником семьи его деда. Он склонился над колыбелью младенца и, благословляя, назвал его будущим исповедником Церкви и великим молитвенником.(1) Владыка с детства обладал искренней и горячей верой. Сам он вспоминал: «Первое событие, которое осталось в моем сознании, – моя первая молитва во время болезни перед Иверской иконой Божией Матери, когда мне было четыре года. У меня был круп, и врачи боялись, что я задохнусь, но сила детской веры вместе с верой моих родителей превозмогла болезнь».(2)
Владыка имел незаурядный ум, о чем говорит и окончание им с отличием духовной семинарии, и высокая оценка его магистерской диссертации в Московской Духовной академии, прекрасное знание пяти языков, раннее назначение его (еще в бытность студентом) профессором на кафедру Ветхого Завета, а позже — на должность проректора Академии.
Выбор монашеского пути произошел еще в отрочестве. Всю жизнь владыка являлся верным чадом зосимовских старцев, его духовником был прп. Герман (Гомзин), а после его смерти – прп. Алексий (Соловьев). Он искренне любил все, что связано с православным богослужением, любил духовный труд и молитву. Известный философ А. Ф. Лосев вспоминал о владыке: «Я наблюдал его на богослужении в Зосимовой пустыни. С 11 вечера до 7 утра в церкви: полунощница, утреня, литургия. У него были противники, которые говорили о нем разное. Но я видел его в пустом храме, и я видел, как он стоит на амвоне и отвешивает поклоны – 300 поклонов, трехсотницу, или пятисотницу».(3)
В 1919 году, будучи настоятелем Покровского храма при Московской Духовной академии, архимандрит Варфоломей произнес проповедь по поводу предстоявшего вскрытия мощей преподобного Сергия Радонежского, которая стала поводом для его первого ареста в 1920 году. Будучи обвинен также и в дезертирстве, отец Варфоломей показал на следствии: «…я освобожден от воинской повинности, на основании того, что я профессор высшего учебного заведения, <…> я не пошел бы на военную службу вообще, по религиозным убеждениям и даже под угрозой расстрела. <…> Христова истина, как я ее понимаю и воспринимаю, для меня дороже жизни. [Подчеркнуто архим. Варфоломеем. – Б.Е.] Никогда ни к какому насилию не призывал и считаю призывать бесчестным. <…> Моя проповедь 22 III 1919 имела задачею религиозную цель и совесть моя спокойна. (4) Отца Варфоломея хотели заключить в концентрационный лагерь на десять лет, но через полгода после ареста постановили «ввиду тяжкого состояния его здоровья, РЕМОВА из-под стражи освободить… Отобрать от РЕМОВА подписку о прекращении им в дальнейшем разлагающей к-р агитации под религиозным флагом». (5) Крайне истощенного физически и тяжело больного, отца Варфоломея вынесли из тюрьмы на носилках.
10 августа 1921 г., в день празднования Смоленской иконы Божией Матери, Святейший Патриарх Тихон совершил хиротонию архимандрита Варфоломея во епископа Сергиевского, викария Московской епархии. При вручении архиерейского жезла, Святейший Патриарх сказал ему: «Твой путь – нести скорби народа Божия».(6) Эти слова определили характер пастырского служения владыки, его жертвенность, его трепетную любовь к духовным детям. Летом 1922 г. владыка был назначен настоятелем московского Высоко-Петровского монастыря, куда вскоре пригласил и других зосимовцев, составивших костяк братии обители.
Монахиня Игнатия, тайная постриженица монастыря, оставившая много воспоминаний об обители в те годы, писала о нем: «Владыка Варфоломей… был, несомненно, выдающейся личностью и кончил свою жизнь как исповедник и новомученик Русской Церкви в тяжелые для нее годы… Его путь — это путь человека, с детских лет отмеченного Богом, одаренного в научном отношении и, главным образом, одаренного живым чувством в поисках пути духовного.… Это была ревностная, горячая душа, душа во всесожжении самого себя к Богу. Это был человек, внутри которого как бы никогда не угасали огонь любви к Богу, ревность по Богу, радование, горение о Нем. Движения его были решительны, определенны, хотя прирожденный жар его души и связывался постоянно со смирением.… Так и стоит образ владыки – огненного и вдохновенного исповедника Христа и Церкви Христовой, страдальца и новомученика, перед внутренним взором всех нас, воспитанных… его апостольским, огненным служением и подвигом».(7)
Еще одно воспоминание о владыке как о духовнике приводится в книге митрополита Мануила (Лемешевского). «Узнала я его как епископа и старца, духовного руководителя большой духовной его семьи. Он был ревнителем полной продолжительной службы и монашеского устава. Любил подпевать народу и певчим, стоя на кафедре во время богослужения… При своей доброте, он часто отдавал последнее, так что оставался сам без четок… Он был очень болезненным… Ввиду болезни он не мог управлять епархией, а находился как бы на покое, но трудился неустанно и полагал душу свою как за братию свою, так и духовных чад. Как-то раз я открыла ему в письме свой помысел против него. Он взял мое письмо и поцеловал его. Этим он показал свое глубокое смирение и этим смирил мою гордыню». (8)
По благословению митрополита Сергия владыка исправлял церковные службы и песнопения, поступающие на отзыв в Московскую Патриархию. «Добросовестно нёс он свое послушание до дня ареста, – пишет о нём митрополит Мануил (Лемешевский), – отмечал опытной рукой цензора и знатока своего дела все мусорное, плагиатное и оставляя бисеры в наследие Русской Православной Церкви».(9)
Вплоть до 1935 г. владыка возглавлял Высоко-Петровский монастырь, существовавший втайне от властей в самом центре Москвы, а также руководил существовавшей в то время нелегально Московской духовной академией. 21 февраля 1935 г. владыка был арестован, а 10 июля того же года расстрелян в Бутырской тюрьме.
В конце 1990-х гг., когда готовились документы в Комиссию по канонизации о пострадавших в годы гонений, в печати стали появляться сведения о том, что епископ Варфоломей в 1932 г. тайно принял католичество. Заявления эти основывались на двух источниках – документах папской комиссии «Pro Russia», неожиданно «всплывших» в архивах, а также следственном деле 1935 г., по которому владыка был осужден и расстрелян. Один из допросов, под которым стоит подпись владыки, содержит признание о принятии им католичества. Поскольку на фоне воспоминаний свидетелей исповеднического подвига владыки, его духовных чад и других общавшихся с ним людей эти свидетельства выглядят слишком непонятно и неправдоподобно, ревнители памяти владыки начали работу по исследованию и анализу имеющихся документов. Часть этой работы была проведена в архивах ФСБ, в результате чего мы можем доказательно утверждать, что пресловутый допрос, на котором владыка признается не только в принятии им католичества, но и в террористических намерениях против советского правительства, не является неопровержимым свидетельством истинности того, что в нем написано.
Однако сама тема взаимоотношений владыки с католиками, безусловно, вызывает интерес. Епископ Варфоломей был привлечен святым Патриархом Тихоном к межконфессиональным связям еще в 1922 г., когда Ватикан предлагал советскому правительству заплатить за изъятые государством из православных храмов богослужебные сосуды для их дальнейшей передачи Церкви. (Это предложение осталось без ответа.) Епископ Варфоломей участвовал также в событиях 1924 г., когда власть пыталась добиться с помощью Вселенской Патриархии международного признания обновленцев.(10)
В октябре 1925 г. по просьбе Местоблюстителя Патриаршего Престола сщмч. Петра (Полянского) епископ Варфоломей встречался с директором Восточного института в Риме католическим священником Мишелем д’Эрбиньи, позже ставшим епископом и секретарем комиссии «Pro Russia», имевшим чрезвычайные полномочия от Папы относительно всех «восточных дел». В своей статье о путешествии в Россию д’Эрбиньи приводит интересные слова владыки Варфоломея, сказанные им о Папе Римском: «О, Папа! Об’единение Востока и Запада – мечта. Разве только Папа покается, чтобы быть принятым в Церковь» (11)
Позже владыка Варфоломей передавал через католиков, особенно через Апостольского администратора в Москве католического епископа Пия Невё, на запад сведения о гонениях на религию в советской России.
В 20–30-х гг. ХХ в. католики, пользуясь раздробленностью Православной Церкви, проводили в России активную прозелитическую работу. Интересные сведения о том, на какие хитрости шли католики, чтобы завлечь к себе православных, описаны в книге Антуана Венгера «Рим и Москва». Так, например, тем, кто спрашивал у Невё литературу, он давал читать девять вопросов Владимира Соловьева, в которых Filioque рассматривается как совершенно не противоречащее никаким общецерковным канонам слово, введение которого в Символ веры ни в коем случае нельзя рассматривать ни как ересь, ни как причину раскола, но надо суметь толковать его в православном смысле. Вывод, к которому он подводит свою жертву – разделение Церквей не имеет «никаких истинно-религиозных и церковных причин, но есть лишь дело человеческой политики», а поэтому «все православные христиане, думающие более о том, что Божие, нежели о том, что человеческое, [должны] деятельно стараться о восстановлении церковного единства между Востоком и Западом для блага всей церкви».(12)
Для лиц восточного обряда, присоединявшихся к католической Церкви, было составлено особое католическое исповедание веры. В него не было включено Filioque. «В исповедании веры особый акцент делался на нерасторжимости брака… В тексте упоминалось чистилище, утверждалось первенство Папы Римского… Православные, присоединявшиеся к Католической Церкви, подписывали отпечатанный экземпляр этого текста, который Неве затем отсылал в комиссию «Про Руссиа».(13)
В сентябре 1932 г. д’Эрбиньи написал владыке Варфоломею письмо, в котором он спокойно соглашается с православным взглядом, что главой Церкви является не Папа, а Сам Христос.(14) Трудно не заметить, что, по сути, ради номинального увеличения численности своих рядов католики как бы затушевывали все спорные вопросы, акцентируя внимание не столько на католичестве как таковом, сколько на вожделенной для всех христиан заповеданной самим Христом идее единства Церкви.
При этом нельзя не отметить вклад епископа Невё в дело помощи страждущим за веру в СССР. В его архиве содержится около 1500 имен епископов, священников, монахов, мирян, католиков, православных, реже лютеран, о страданиях которых он рассказал с момента их ареста и до их смерти.(15)
С епископом Пием у владыки Варфоломея постепенно сложились дружественные отношения, что стало причиной авантюрного плана, задуманного д’Эрбиньи. По этому плану владыка Варфоломей якобы становился католиком восточного обряда. Существуют даже документы Комиссии «Pro Pussia», подписанные епископом д’Эрбиньи, говорящие о создании католической Сергиевской кафедры с возведением на нее в сущем сане епископа Варфоломея (Ремова) для католиков восточного обряда. Впрочем, документы ли это? На листах для протоколов комиссии, явно заранее подписанных секретарем, не имеющем более ни номеров, ни печатей (печать вверху страницы – архивная), д’Эрбиньи пишет тексты, возможно, не согласованные более ни с кем, тем более с владыкой Варфоломеем. Сама личность епископа д’Эрбиньи настраивает на недоверчивое отношение к тому, что он декларирует. Католический автор пишет: «…д’Эрбиньи часто выдавал свое личное отношение… за позицию папы. Но важнее всего, что за последние годы монсеньор д’Эрбиньи совершил столько ошибок и просчетов, что нам просто непонятно, почему Пий XI так долго продолжал ему доверять». (16) В 1933 году (вскоре после подписания документов о католической кафедре в России) епископ был удален из Рима.
Если бы владыкой руководило тщеславие, то более лестного предложения ему трудно было бы ожидать. В своих письмах епископу Невё д’Эрбиньи писал о намерении организовать все таким образом, чтобы гонимые русские епископы избрали владыку Варфоломея Патриархом, а тот, «прежде чем открыто объявить о своем избрании – перебрался бы на Запад и, может быть… пошел бы на заключение унии со Святым Престолом».(17) Зная авторитет владыки в Москве, и то, что в Высоко-Петровском монастыре нередко служили архиереи, прибывшие из ссылок и лишенные кафедр, можно предположить, что задумка д’Эрбиньи могла быть реализована.
Епископ Невё, лучше знавший владыку, писал д’Эрбиньи весной 1931 г.: «…Не стоит рассчитывать и на епископа Варфоломея… Епископ в своем роде аскет, но сколько раз я ни пытался завести с ним разговор о его отношении к римскому Первосвященнику, мне так и не удалось услышать ничего конкретного – он ограничивается расплывчатыми словами о своих симпатиях и очень боится себя скомпрометировать».(18)
Владыке Варфоломею, несмотря на его доброе отношение к епископу Невё, приходилось вести с ним некую тонкую дипломатическую игру, не принимая его предложений, но и не отвергая их со всей категоричностью. К этому владыку обязывала необходимость поддерживать отношения с католиками, чтобы продолжать передавать на Запад сведения о гонениях на Церковь. Ватикан пользовался большим политическим авторитетом и мог оказать Русской Церкви поддержку. В 1930 г. Папа Пий XI (возглавлял католическую Церковь с 1922 по 1939 г.) обратился к христианам мира с призывом поддержать гонимую в России Церковь, развернув акции протеста (что, возможно, и вызывало симпатии владыки Варфоломея). Момент был выбран удачно: Советский Союз готовился вступить в Лигу Наций и болезненно воспринял «крестовый поход» понтифика.
Все это стало поводом для создания и «разоблачения» в ОГПУ очередного «заговора». На сей раз – Ватикана против СССР. Нужно было дать достойный ответ «контрреволюционным» замыслам Ватикана, дискредитировать его инициативу, показав, что за нею скрывается шпионаж и террор против государства рабочих и крестьян. «Разоблачить» очередной заговор по традиции было поручено Е.А.Тучкову.(19) Главным ответным шагом Тучкова против Папы стало его «предложение» митрополиту Сергию выступить на пресс-конференции перед журналистами с опровержением мнения о гонениях на Церковь в СССР. Интервью митрополита 19 февраля 1930 г. вызвало отрицательную реакцию значительной части духовенства, как в России, так и зарубежом, и сорвало «крестовый поход» Пия XI. Однако мало кому известен документ, засекреченный в то время, – письмо митрополита Сергия Смидовичу, «Памятная записка о нуждах Православной Патриаршей Церкви в СССР», в котором он выдвигал условия облегчения положения Церкви, за что и согласился дать известное интервью. (20) Из многочисленных условий тогда было выполнено только одно – открыт Журнал Московской Патриархии. Однако помимо этого Тучковым разрабатывался еще один сценарий, по трудно объяснимым причинам занявший не один год работы, сценарий, который завершился арестом «контрреволюционной организации, состоящей из двух групп: католиков и православных», организованных «при нелегальном Петровском монастыре по инициативе Ремова».(21)
О Евгении Тучкове, начальнике 6-го отделения секретного отдела ГПУ следует сказать особо. Из представления на Евгения Тучкова для получения звания Заслуженного чекиста (1931 г.): «Под руководством тов. Тучкова и при его непосредственном участии была проведена огромная работа по расколу православной церкви (на обновленцев, тихоновцев и целый ряд других течений). В этой работе он добился блестящих успехов. При его непосредственном участии проводилась в 1921 г. работа по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих. В 1923–1925 гг. им были проведены два церковных собора (всесоюзные съезды церковников), на которых был низложен патриарх Тихон и вынесено постановление об упразднении монастырей, мощей, а также о лояльном отношении церкви к Соввласти. На протяжении ряда лет тов. Тучковым проводилась серьезная работа по расколу заграничной православной русской церкви. Блестяще проведена работа по срыву объявленного папой Римским в 1930 г. крестового похода против СССР. Под руководством тов. Тучкова за последние 2-3 года было ликвидировано несколько сотен крупных антисоветских организаций и группировок церковников повстанческого и террористического характера. В деле борьбы с контрреволюционным движением среди церковников… Тучков проявил огромную энергию, инициативу, решительность и находчивость».(22)
По этому представлению Тучков был награжден высшей на тот момент наградой советского государства – орденом Трудового Красного Знамени.
Именно Тучков – фактический автор «Декларации 1927 года», вынудивший митрополита Сергия поставить свою подпись на документе.
Тучкову принадлежит множество планов по разделению Русской Церкви, настраиванию архиереев друг против друга. Епископ Варфоломей стал главным героем нового разработанного Тучковым сценария, как против Рима, так и против Русской Церкви.
Еще в 1928 г. при аресте епископа Варфоломея его вынудили дать подписку о сотрудничестве с «органами» – ему было дано задание наблюдать за действиями епископа Пия Невё. Конечно, власти преследовали свои цели, однако подобное «задание» давало владыке больше возможностей для встреч с католическим прелатом, а значит, и для передачи через него необходимых сведений заграницу. Владыка Варфоломей не мог не оценить такого «подарка» органов. Дав подписку о сотрудничестве, на деле в течение семи лет (до ареста в 1935 г.) он ни разу (об этом ясно говорят документы следствия) никак не проявил себя в качестве секретного сотрудника НКВД, что и было одним из главных пунктов обвинения.
Интересно следующее свидетельство об отношении епископа Варфоломея к возможному аресту: «Радость моя! Я к этому грядущему судилищу отношусь как-то спокойно… Больно и мне будет, если тебе придется идти, но я посмотрел бы на это не как на справедливость, а как на Промысл Божий, проводящий тебя всяким воспитанием. Тем более, что мой собственный тюремный опыт отнял у меня здоровье, но дал мне столько и такой радости, какой я никогда не испытал (и иначе не испытал бы) и дал послужить стольким душам, и так, как никогда не послужил бы».(23)
Арест владыки и, по сути, разгром общины Высоко-Петровского монастыря произошел в конце февраля 1935 г. К моменту ареста власти уже обладали практически всей интересующей информацией от доносителей. Было арестовано более 20 человек, часть которых была отнесена к «католической», а часть – к «православной группе к.-р. организации при нелегальном петровском монастыре». (24)
Власти могли просто уничтожить общину, как многие другие в Москве и по всей России, но общение владыки Варфоломея с официальными представителями Ватикана открывало перед ОГПУ совсем иные перспективы: возможность одним ударом разбить попытки Рима организовать помощь западных стран Русской Православной Церкви и, в то же время, сломить дух православной Москвы, навесив на настоятеля ее последней православной обители и его духовных детей ярлыки католиков и террористов. Впрочем, «террористами» тогда оказывались практически все, попавшие в застенки ОГПУ, а вот католичество – вопрос особый. Доказать, что настоятель крупнейшего тайного монастыря, пользующегося уважением не только среди прихожан, но и среди духовенства столицы, руководитель тайной духовной академии – католик, значит показать, что он не только связан с заграницей, но и подчинен ей.
Необходимость показать, что в Высоко-Петровском монастыре действовала целая католическая группа, привела к тому, что в эту группу следователи, помимо самого владыки, вписали, например Управляющего делами Священного Синода епископа Коломенского Петра (Руднева), профессора Московской Духовной академии Ивана Васильевича Попова, прославленного в Соборе новомучеников и исповедников Российских, духовных чад епископа Пия Невё, не имевших к Высоко-Петровскому никакого отношения, а также двух духовных дочерей владыки Варфоломея.
Последний допрос владыки, в котором он якобы признает свой переход в католичество, как показывают документы, составлен с грубейшими нарушениями правил ведения протоколов допросов (в отличие от других допросов этого же дела), что говорит не только о спешке сотрудников НКВД, но и о Промысле Божием, давшего нам возможность доказать сфабрикованность этих «показаний».
Архиепископ Сергиевский Варфоломей (Ремов), по свидетельству ныне уже прославленных православной Церковью святых, и его духовных чад, пронесших благодарную память о владыке и почитание его как великого молитвенника и исповедника, до конца своих дней оставался верным Православию. Один из прихожан обители, бывший последним, кто видел владыку в тюрьме, свидетельствовал позже: «Вид владыки был очень плох, он был в мирской одежде, пальцы его были переломаны, но дух его был не сломлен». (25) Через полгода после расстрела владыки его духовный друг, духовник Высоко-Петровского монастыря преподобномученик Игнатий (Лебедев) прислал письмо из заключения своим духовным чадам, в котором писал: «…Я его видел во сне служащим, в саккосе у престола». (26) Преподобномученик Герман (Полянский) составил два канона, посвященные памяти владыки.(27) Добрую память о нем всю свою жизнь хранили и сумели передать своим духовным чадам известные московские духовники протоиерей Владимир Смирнов и протоиерей Борис Уткин, клирики храма св. пророка Илии («Обыденного»), протоиерей Глеб Каледа, последние годы своей жизни служивший в Высоко-Петровском монастыре. Отец Глеб призывал свою паству к почитанию новомучеников, и всегда с особой теплотой относился к архиепископу Варфоломею. Однажды, молясь о нем в алтаре Сергиевского храма, батюшка настолько ясно почувствовал присутствие владыки, что не удержался и запел ему «Многая лета»… (28)
Итак, с одной стороны – свидетельства, к тому же, недостоверные, католиков и НКВД, а с другой – почитание памяти владыки, основанное на свидетельствах святых и подвижников Русской Православной Церкви. Так что же является определяющим для нас?
***
В самом начале 30-х гг. владыка писал в своей автобиографии: «Служение скорби и боли людской я понимаю как главный долг и задачу своей жизни… Круг моих теперешних интересов к литературе аскетической, главным образом к аскетике святых Отцов… в них самая жизнь моя, и еще она – в переживании нашего Богослужения… При всей пользе поучений-проповедей само богослужение проповедует, поучает, несет пластырь недугам души, утешает в скорбях, дает живительную бодрость и вообще назидает, то есть устрояет, благоустрояет христианина… И как не благодарить Бога, как не сказать, что это драгоценнейшие дары Церкви душе моей. Для меня нет ничего дороже живого слова Отцов и Богослужения…».(29)
Из писем владыки Варфоломея к духовным чадам.
«Жить надо только для вечности. Должно быть всецелое устремление на вечное; внешнее делание – испытание и важно не по факту, а по концу – воспитанию для вечности.
Твердо помни, что надо вечно, постепенно, но неуклонно устремляться ко спасению. Главное дело – устроение себя. Спасение – в усилиях; Бог и ты должны в этом участвовать. Трудность пути духовной жизни в том и состоит, что без тебя никто не спасет. Может быть и сил мало, но усилия должны быть проявлены все.… Входи тесными вратами, узким путем в Царствие Божие. Осознай, что именно это-то и есть счастье».(30)
Примечания
- Беглов А.Л. Жизненный путь архиепископа Варфоломея. // Альфа и Омега. 1998. № 4. С. 119. О том, что св. праведный Иоанн был духовником семьи Лебедевых, рассказала внучатая племянница владыки Людмила Валерьевна Лебедева.
- Автобиография и письма архиеп. Варфоломея (Ремова). // Альфа и Омега. 1996. № 2–3 (9–10). С.364.
- Бибихин В. В. Из рассказов А.Ф. Лосева // Вопросы философии, 1992, № 10.
- ЦА ФСБ. Д. Р-28266. Л.6, 7, 7об.
- Цит. по: Юдин Алексей. «Я готов на любые жертвы» (Расстрельное дело архиепископа Варфоломея) – Ж. «Истина и жизнь», 1996 г., № 2. С. 35.
- Архиепископ Варфоломей (Ремов). «Мы владеем всерадостной тайной» // Альфа и Омега. 2000, №1 (23). С.89.
- Игнатия (Петровская), монахиня. Высоко-Петровский монастырь в 20-30-е годы // Альфа и Омега. 1996, № 1(8). С. 117–120.
- Мануил (Лемешевский В.В.), митр. Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 гг. (включительно). Erlangen, 1979–1989. Т.2. С. 72–75.
- Там же. С. 71.
- Васильева О.Ю. Дело архиепископа Варфоломея, или «человек-загадка» против Русской Православной Церкви. Журнал «Альфа и Омега». № 4 (26), 2000. С. 194–195.
- д’Ербиньи Мишель. Впечатления иностранца от современной церковной Москвы. // Вестник Священного Синода Православной Российской Церкви № 8–9 (3–4), 1926. С. 12–13.
- Венгер Антуан. Рим и Москва 1900–1950. М.: Русский путь. Предисл. Н.Струве. (Перев. с фр. по изданию: Wenger F. Rome et Moscou. 1900- Paris, desclee de Brouwer, 1987). С.262-263.
- Там же. С.265.
- Там же. С.309.
- Осипова И.И. «В язвах своих сокрой меня…» Гонения на католическую Церковь в СССР. По материалам следственных дел. М., 1996. С.91. // Цит. по: Васильева О.Ю. Указ. соч.,С. 201.
- Венгер Антуан. Указ. соч., С. 425.
- Венгер Антуан. Указ. соч., С. 304–305.
- Венгер Антуан. Указ. соч., С. 306.
- Васильева О.Ю. Указ. соч., С. 201–202.
- ГАРФ. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 263. Л. 57. 58
- ЦА ФСБ. Д. Р – 34383 Т. 2. Л. 196.
- ГАРФ. Ф. 1235с. Д. 1206. Л 1. // О.Ю. Васильева. Указ. соч., С. 194–195.
- Впервые владыка был арестован в 1920 г. Беглов А.Л. Жизненный путь архиепископа Варфоломея. // Альфа и Омега. № 4, 1998. С. 123
- ЦА ФСБ. Д. Р – 34383 Т. 1, 2.
- Воспоминания Дмитриевой Н.Г., падчерицы иподиакона владыки Варфоломея Милютина Н.Н. Рукопись. Архив Высоко-Петровского монастыря.
- Игнатий (Лебедев), схиархимандрит. Письма из заключения. // Альфа и Омега. 1997, № 1(12). С. 107.
- Хранятся в личном архиве Беглова А.Л.
- Гаркавый И.В. Страница жизни Церкви. // Священник Глеб Каледа – ученый и пастырь. Сост. В.Г. Каледа. М.: Изд-во Зачатьевского монастыря, 2007. С. 416.
- Автобиография и письма архиепископа Варфоломея (Ремова). // Альфа и Омега. 1996, № 2–3 (9–10). С. 363.
- Там же. С. 369–370.