Непосредственно перед началом Великой Отечественной войны, ставшей переломным этапом во взаимоотношениях между государством и большинством религиозных объединений в СССР, государство продолжало проводить курс на построение «безрелигиозного общества», что выливалось в гонения против существовавших религиозных общин и духовенства. В первую очередь это относилось к наиболее крупной из всех существовавших в СССР конфессий – Русской Православной Церкви. Очередная масштабная волна закрытия молитвенных зданий и гонений на духовенство всех исповеданий пришлась на 1937-1941 гг. Только в 1937 г. было закрыто более 8 тыс. православных храмов, расстреляны около 60 архиереев, репрессированы десятки тысяч правосл. священно- и церковнослужителей и мирян. В 1940 г. число православных общин в СССР составляло 8279, из них большинство находилось на территории присоединенных в 1940 г. Прибалтики, Молдавии, западных областей Украины и Белоруссии. В РСФСР к 1940 г. было зарегистрировано 950 общин, однако реально действовали около 100 храмов, находившихся в основном в крупных городах.
Государственная политика в отношении общин других религий и исповеданий (старообрядчество, католицизм, протестантизм, ислам, иудаизм, буддизм и др.) также осуществлялась в форме гонений против «служителей культа» и через сокращение числа молитвенных зданий. В конце 30-х гг. обычным явлением были судебные процессы над руководителями религиозных объединений, которые обвинялись во «вредительско-шпионской деятельности», «связях со спецслужбами иностранных государств» и т. п.
При этом советское законодательство декларировало равноправие всех граждан, в т. ч. и «служителей культа». Принятая в 1936 г. Конституция СССР в статье 124 провозглашала «свободу отправления религиозных культов и свободу антирелигиозной пропаганды» для всех граждан СССР. В апреле 1938 г. была распущена Комиссия по вопросам культов при Президиуме ЦИК СССР. Единственной государственной структурой, занимавшейся религиозными вопросами, оказался т.н. «церковный отдел» НКВД. В идеологической работе партийных и общественных организаций одной из приоритетных объявлялась задача строительства «безрелигиозного общества».
Перед нападением на СССР фашисты уже имели большой опыт проведения религиозной политики как в Германии, так и на захваченных территориях в Европе. Расследованием деятельности всех враждебных нацизму сил, в т. ч. в религиозной среде, занималась государственная тайная полиция (гестапо). Одной из структурных единиц Главного управления имперской безопасности (РСХА) был «церковный реферат» (отдел), непосредственно занимавшийся надзором за деятельностью религиозных общин. Вопросами религиозных организаций занимались также СД (служба безопасности СС), разведывательное управление СС, полиция безопасности.
Основными целями деятельности данных ведомств внутри Германии и за ее пределами было разрушение через раздробление традиционных религиозных структур и тотальный контроль за всеми проявлениями религиозной жизни. В Германии вводились и осуществлялись жесткие ограничения на деятельность практически всех религиозных организаций, тысячи религиозных деятелей и верующих стали мучениками фашизма, оказавшись в концлагерях, тюрьмах или в вынужденной эмиграции. Гитлер вплотную занимался религиозными проблемами и считал их очень важными в деле «управления покоренными народами». В апреле 1942 г. в кругу приближенных он изложил свое видение религиозной политики: «Нашим интересам соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о Боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы».
На оккупированной советской территории нацистские СМИ настойчиво обсуждали тему гонений на религию и верующих со стороны большевиков, подчеркивая, что германские власти предоставляют религиозную свободу. При этом, не желая давать поводов для критики религиозной политики на территории самой Германии, Гитлер еще в июле 1941 г. секретным приказом запретил на время войны с СССР проведение каких-либо несанкционированных антирелигиозных мероприятий. Оккупанты «рекомендовали» священнослужителям в проповедях выражать верноподданнические чувства к Гитлеру и Третьему рейху, а также проводить особые молебны за победу немецкой армии и «спасение родины» от большевиков.
До начала войны немецкие спецслужбы разрабатывали различные проекты религиозной политики в СССР. На оккупированных территориях разрешалась деятельность лишь лояльных германской администрации религиозных организаций. В первую годовщину начала вторжения в СССР имперский комиссар Украины в директиве руководителям СС и полиции писал: «На Украине, точно так же как и в Германии, каждый может верить по-своему. Нами допускается любая религия и любое церковное направление, если оно лояльно к германской администрации… Разногласия церковных направлений между собой, а именно в религиозных вопросах, нас не интересуют. Мы желаем только, чтобы полемика по этим вопросам не распространялась среди мирских масс, потому что она способна нарушить гармонию, необходимую для общего строительства». Со временем предполагалось допустить на захваченные территории «новый класс проповедников», обученных и способных «толковать народу религию», свободную от национальной истории, традиций и культуры.
Стихийное возрождение религиозной жизни на оккупированной территории проявлялось в повсеместном открытии церквей и молитвенных зданий. В отчетах РСХА подчеркивалось, что «среди части населения бывшего Советского Союза, освобожденной от большевистского ига, замечается сильное стремление к возврату под власть церкви или церквей». В середине 1943 г. на оккупированных территориях действовало 6500 православных храмов, что было почти в 2 раза больше числа храмов на остальной территории СССР (3329). С разрешения рейхскомиссариата Остланд, контролировавшего захваченную территорию Прибалтики и Белоруссии, Патриарший экзарх Латвии и Эстонии митрополит Сергий (Воскресенский) в августе 1941 г. организовал «Псковскую миссию» («Православную миссию в освобожденных областях России»), занимавшуюся активной благотворительной, просветительской, издательской деятельностью в занятых немцами районах Ленинградской, Калининской, Новгородской и Псковской областей.
Стремясь расколоть РПЦ, оккупационные власти оказывали поддержку раскольническим движениям или вынуждали правосл. духовенство объявлять о своей независимости от Московской Патриархии на Украине, в Белоруссии и Эстонии.
Учитывая патриотическую позицию Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), германские власти первоначально препятствовали деятельности тех священников и приходов, которые заявляли о своей принадлежности Московской Патриархии. Преследовалось распространение документов, связанных с митрополитом Сергием. Согласно приказу группенфюрера СС Гейдриха от 16 августа 1941 г., в случае захвата Москвы митрополит Сергий подлежал немедленному аресту. Со временем немецкие власти стали более терпимо относиться к общинам Московской Патриархии. По мнению оккупантов, эти общины лишь на словах заявляли о своей лояльности Московскому центру, но в действительности были готовы оказать содействие немецкой армии в уничтожении атеистического Советского государства.
На оккупированной территории возобновили свою деятельность тысячи костелов, кирх, молитвенных домов различных протестантантских направлений (прежде всего лютеранских и пятидесятнических). Религиозный фактор учитывался при планировании внутренней политики в районах традиционного распространения ислама, прежде всего в Крыму и на Кавказе. Немецкая пропаганда декларировала уважение к ценностям ислама, преподносила оккупацию как освобождение народов от «большевистского безбожного ига», гарантировала создание условий для возрождения ислама. Оккупанты охотно шли на открытие мечетей практически в каждом населенном пункте «мусульманских регионов», предоставляли мусульманскому духовенству возможность через радио и печать обращаться к верующим. На всей оккупированной территории, где жили мусульмане, восстанавливались должности мулл, права и привилегии которых приравнивались к главам администраций городов и населенных пунктов.
При формировании особых подразделений из числа военнопленных Красной Армии большое внимание уделялось конфессиональной принадлежности: если в «армию генерала Власова» в основном направляли представителей народов, традиционно исповедовавших христианство, то в такие формирования, как «Туркестанский легион», «Идель-Урал», направляли представителей «исламских» народов. Германское командование рассчитывало использовать «мусульманские» воинские части в борьбе с партизанами в Белоруссии, в Прибалтике и на Украине, а за пределами СССР – в Югославии, во Франции.
Так называемый либерализм немецких властей распространялся не на все религии. Многие общины оказались на грани уничтожения, например, в одном лишь Двинске были разрушены почти все из действовавших до войны 35 синагог, расстреляно до 14 тыс. евреев. Большинство оказавшихся на оккупированной территории общин евангельских христиан-баптистов также были уничтожены или разогнаны властями.
Вынужденные под натиском советских войск покидать оккупированные территории, фашисты вывозили из молитвенных зданий богослужебные предметы, иконы, картины, книги, изделия из драгоценных металлов. По данным Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний фашистских захватчиков, на оккупированной территории были полностью уничтожены, разграблены или осквернены 1670 православных церквей, 69 часовен, 237 костелов, 532 синагоги, 4 мечети и 254 других молитвенных зданий. Среди уничтоженных или оскверненных фашистами оказались бесценные памятники истории, культуры и архитектуры, в т. ч. относящиеся к XI-XVII вв., в Новгороде, Чернигове, Смоленске, Полоцке, Киеве, Пскове. В груды развалин превращены древние монастыри в Новгородской области, Новоиерусалимский Воскресенский монастырь в Московской области. Немало молитвенных зданий было переделано оккупантами в тюрьмы, казармы, конюшни, гаражи.
22 июня 1941 г., в первый же день войны, совпавший с празднованием памяти Всех святых, в земле Российской просиявших, первыми словами Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) после Литургии в московском Богоявленском соборе были: «Господь милостив, и Покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней заступницы Русской земли, поможет нашему народу пережить годину тяжелых испытаний и победоносно завершить войну». Эти слова он неоднократно повторял во время войны. В тот же день он собственноручно напечатал на машинке текст послания, который был разослан по всем приходам:
«Пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви: Последние годы мы, жители России, утешали себя надеждой, что военный пожар, охвативший едва не весь мир, не коснется нашей страны. Но фашизм, признающий законом только голую силу и привыкший глумиться над высокими требованиями чести и морали, оказался и на этот раз верным себе. Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз поставить наш народ на колени перед неправдой, голым насилием принудить нас пожертвовать благом и целостью Родины, кровными заветами любви к своему Отечеству.
Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божьей помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном долге перед своей Родиной и верой и выходили победителями. Не посрамим же их славного имени и мы, православные, родные им по плоти и вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить Отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может […]
Вспомним святых вождей русского народа, например, Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину. Да и не только вожди это делали. Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов, безвестные имена которых русский народ увековечил […]
Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она своего народа и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг.
Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: Больши сея любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя. Душу свою полагает не только тот, кто будет убит на поле сражения за свой народ и его благо, но и всякий, кто жертвует собой, своим здоровьем или выгодой ради Родины. Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда Отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорченного не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и воле Божией. А если, сверх того, молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объяснится еще и лукавыми соображениями насчет возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена Родине и своему пастырскому долгу […] Положим же души своя вместе с нашей паствой. Путем самоотвержения шли неисчислимые тысячи наших православных воинов, полагавших жизнь свою за Родину и веру во все времена нашествий врагов на нашу Родину. Они умирали, не думая о славе, они думали только о том, что Родине нужна жертва с их стороны, и смиренно жертвовали всем и самой жизнью своей.
Церковь Христова благословляет всех православных воинов на защиту священных границ нашей Родины. Господь да дарует нам победу».
26 июня митрополит Сергий совершил в Богоявленском соборе Москвы молебен о победе русского воинства, зачитав молитву, составленную в Отечественную войну 1812 г. В своих письмах в Патриархию верующие сообщали о повсеместно начавшихся добровольных сборах пожертвований (денег, драгоценных предметов, облигаций, вещей, обуви) на нужды фронта и обороны страны.
В Ульяновске, куда митр. Сергий был эвакуирован в октябре 1941 г., власти предоставили ему здание бывшего костела, в котором был устроен кафедральный собор и размещена канцелярия Московской Патриархии. Из Ульяновска по всем епархиям и приходам, в т. ч. и на оккупированной территории, рассылались патриотические послания Первоиерарха РПЦ. В совместном послании митрополита Сергия и других архиереев 24 ноября говорилось о лживости немецкой пропаганды, часто представлявшей войну с СССР как деяние в защиту религии и веры от большевизма. В январе 1942 г. митрополит Сергий направил специальное послание духовенству и верующим на оккупированной территории СССР, в котором содержался призыв к поддержке партизанского движения и осуждение сотрудничества захватчиками. В пасхальном послании от 2 апреля 1942 г. Патриарший Местоблюститель особо подчеркивал чуждость нацистской идеологии христианскому учению. Начиная с ноября 1942 г. митрополит Сергий вместе с митрополитом Николаем (Ярушевичем) неоднократно обращались с посланиями к православным Румынии, Чехословакии, Югославии, Греции, к христианам других оккупированных Германией стран с призывом перейти на сторону антифашистской коалиции. Всего за годы войны митрополит Сергий составил 24 послания, касавшихся всех основных событий военной жизни Отечества.
В период эвакуации по поручению Патриаршего Местоблюстителя в Москве оставался митрополит Николай. Во время битвы за Москву он часто выезжал на передовую, совершал богослужения в московских и подмосковных храмах, произносил проповеди, призывая москвичей не поддаваться панике, стойко защищать столицу. В ноябре 1942 г. митрополит Николай был введен в состав Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В составе делегаций комиссии митрополит Николай часто выезжал в прифронтовую полосу, посещал освобожденные от оккупации районы, собирал свидетельства не только о материальном ущербе, нанесенном сражениями и войсками вермахта многочисленным храмам, но и о мученическом подвиге православных священнослужителей, монахов и монахинь, принявших смерть от фашистов. В работе территориальных комиссий по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков участвовали и другие иерархи и священнослужители РПЦ. Их наблюдения, свидетельства и выводы передавались в государственные органы, помещались на страницах церковной литературы.
Подлинным примером мужества является поведение духовенства и мирян во время блокады Ленинграда. Находясь в осажденном городе, Ленинградский митрополит Алексий (впоследствии Патриарх Московский и всея Руси) служил литургии, совершал отпевания жертв блокады, обращался с патриотическими воззваниями к клиру и верующим епархии. Его примеру следовали ленинградские священнослужители, не прекращавшие пастырского попечения о верующих, совершавшие богослужения, отпевавшие погибших, оказывавшие посильную помощь медикаментами и дровами из приходских запасов. Среди жертв блокады – десятки клириков Ленинградской епархии. В начале войны в городе оставалось 5 действующих православных церквей. Они были переполнены молящимися. Температура в них опускалась часто ниже нуля. Певчие пели в пальто, в валенках, от голода едва держались на ногах. Из-за обстрелов и взрывов бомб окна в храмах нередко были выбиты. Митрополит Алексий жил при Никольском соборе и служил в нем каждое воскресенье. Своими проповедями и посланиями он вливал в души питерцев мужество и надежду. В Вербное воскресенье в ленинградских церквах было прочитано его архипастырское обращение: «Победа достигается силой не одного оружия, а силой всеобщего подъема и могучей веры в победу, упованием на Бога, венчающего торжеством оружие правды, «спасающего» нас «от малодушия и от бури» (Пс.54,9). И само воинство наше сильно не одною численностью и мощью оружия, в него переливается и зажигает сердца воинов тот дух единения и воодушевления, которым живет теперь весь русский народ».
В ленинградских приходах был организован сбор средств в Фонд обороны, в 1941-1945 гг. в храмах епархии было собрано более 17 млн. р. В январе 1944 г., после полного снятия блокады, митрополит Алексий в составе областной Комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков посетил освобожденные Петергоф и Пушкин, где констатировал факты разрушения немецкими войсками храмов и жестокого убийства более 2 тыс. мирных жителей, собранных в Петергофской кладбищенской церкви Святой Троицы и взорванных вместе со зданием храма.
В пасхальном послании, составленном 2 апреля 1942 г., патриарший местоблюститель писал: «Праздник Пасхи празднуем мы, а небо над нами все еще покрыто тучами. Но тьма не победит света, хоть бы на время и заслоняла его. Тем более не победить фашистам, возымевшим дерзость вместо Креста Христова признать своим знаменем языческую свастику. Не забудем слов: «Сим победиши». Не свастика, а Крест призван возглавить христианскую нашу культуру, наше христианское «жительство». В фашистской Германии утверждают, что христианство не удалось и для будущего мирового прогресса не годится. Значит, Германия, предназначенная владеть миром будущего, должна забыть Христа и идти новым путем. За эти безумные слова да поразит праведный Судия и Гитлера, и всех соумышленников его».
В 1942 г. Московская Патриархия выпустила книгу «Правда о религии в России», в которой говорилось: «Эта книга есть ответ прежде всего на «крестовый поход» фашистов, предпринятый ими якобы ради «освобождения» нашего народа и нашей Православной Церкви «от большевиков». Линия поведения нашей Русской Церкви в отношении фашистского «крестового похода» определяется просто. Фашистский «крестовый поход» уже разразился над нашей страною, уже заливает ее кровью, оскверняет наши святыни, разрушает исторические памятники, изощряется в злодеяниях над безоружным населением. Ясно, что мы, представители Русской Церкви, даже и на мгновение не можем допустить мысли о возможности принять из рук врага какие-либо льготы или выгоды».
В первый же год войны правосл. храмы Москвы передали в Фонд обороны более 3 млн р., церкви г. Горького – более 4 млн р., церкви г. Куйбышева – более 2 млн р. Широкую патриотическую работу проводили возрождающиеся монастыри, где нередко устраивались госпитали и детские дома. Проявляя заботу о детях воинов, сражавшихся на фронтах, православная Церковь объявила сбор средств во всех действовавших храмах в особый Фонд помощи детям, Московская Патриархия первой сдала 1 млн р. Всего за годы войны Московской Патриархией, духовенством и верующими было собрано более 300 млн р. без учета пожертвованных ценностей и вещей.
В 1942-1944 гг. в СССР широко развернулось движение по сбору средств на строительство танковых колонн. 30 декабря 1942 г. митрополит Сергий призвал верующих жертвовать средства на сооружение танковой колонны имени Димитрия Донского. На танковом заводе в Челябинске были выстроены 40 танков, которые митрополит Николай 7 марта 1944 г. от Московской Патриархии передал Красной Армии. Танки из колонны Димитрия Донского участвовали в освобождении Украины, Белоруссии, Молдавии, Польши и дошли до Берлина. Одновременно продолжался общецерковный сбор средств на авиаэскадрилью имени Александра Невского. Помимо этого православные верующие принимали активное участие в сооружении танков и самолетов по инициативе населения их областей, например, духовенство и верующие Новосибирска пожертвовали 110 тыс. р. на строительство сибирской эскадрильи «За Родину».
Архиерейский собор РПЦ 8 сентября 1943 г. провозгласил в числе своих деяний «Осуждение изменников вере и Отечеству», согласно которому «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик – лишенным сана».
По мере наступления Красной Армии становились известными факты патриотических поступков духовенства и верующих на оккупированных территориях, где многие священнослужители и миряне являлись связными, соратниками, помощниками партизан и подпольщиков, а сотни священнослужителей за свою патриотическую деятельность подвергались арестам, истязаниям, были расстреляны или заживо сожжены. Начиная с осени 1943 г. к награждению государственными орденами и медалями стали представляться священнослужители и активные верующие. Первое большое награждение состоялось в Ленинграде, когда группа духовенства была награждена медалями «За оборону Ленинграда». В 1944 г. медалями «За оборону Москвы» были награждены священнослужители Московской и Тульской епархий. Всего за патриотическую деятельность 40 священнослужителей были удостоены медалей «За оборону Ленинграда» и «За оборону Москвы», более 50 – награждены медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», несколько десятков представителей духовенства награждены медалью «Партизану Великой Отечественной войны».
Сразу после начала войны руководители практически всех религиозных объединений СССР поддержали освободительную борьбу народов страны против агрессора. Обращаясь к верующим с патриотическими посланиями, они призывали достойно выполнить свой религиозный и гражданский долг по защите Отечества, оказать всю возможную материальную помощь нуждам фронта и тыла. Руководители большинства религиозных объединений СССР осудили тех представителей духовенства, которые осознанно перешли на сторону врага, помогали насаждать «новый порядок» на оккупированной территории.
В начале 1944 г. на собранные Армянской Апостольской Церковью (ААЦ) пожертвования была сформирована танковая колонна имени святого Давида, ААЦ принимала активное участие в сборе средств для различных патриотических фондов СССР. В 1943-1945 гг. ААЦ с разрешения государственных властей открыла новые или ранее закрытые храмы, монастыри и духовные школы, налаживала издательскую деятельность, восстановила контакты с зарубежными епархиями и общинами. С личного разрешения Сталина в апреле 1945 г. ААЦ был возвращен комплекс зданий Эчмиадзина.
С началом войны действовавшая в 30-х гг. государственная религиозная политика потребовала коренного изменения. К этому побуждало, с одной стороны, активное открытие храмов на оккупированных территориях, с другой стороны – патриотическая позиция подавляющего большинства религиозных объединений и верующих СССР. С осени 1941 г. практически прекратились аресты духовенства (спустя некоторое время аресты возобновились), из заключения стали освобождаться десятки священнослужителей. В ряде мест религиозным организациям был разрешен сбор средств для фронта, распространение патриотических воззваний, общественная молитва о победе, открыты молитвенные здания. Одновременно с эвакуацией правительственных учреждений из столицы Московский горсовет 7 октября 1941 г. принял решение в централизованном порядке эвакуировать действующие религиозные Центры. В феврале 1942 г. возобновилась издательская деятельность Московской Патриархии, в пасхальную ночь 1942 г. в Москве, Ленинграде и в некоторых других городах был отменен комендантский час и разрешено проведение крестных ходов. Такая практика сохранялась и в последующие военные годы.
К лету 1942 г. государство создало систему сбора информации о религиозной ситуации на захваченной территории. Такого рода данные содержались в донесениях, поступавших из частей действующей армии, подразделений НКВД, партизанских отрядов, местных партийных органов и затем концентрировались в центральном аппарате НКВД, который выступал перед правительством с инициативами по проведению различных акций в отношении религиозных объединений на оккупированной территории, во внутренних районах СССР и за рубежом. Сложившаяся к началу 1943 г. ситуация (положение на фронтах, широкая патриотическая деятельность религиозных объединений, стремление нейтрализовать немецкую пропаганду в отношении религиозной ситуации в СССР, желание изменить негативное отношение в общественных кругах стран-союзниц к церковному курсу советского правительства) способствовала изменению религиозной политики в СССР, в первую очередь в отношении РПЦ. Одним из первых шагов на пути нормализации государственно-церковных отношений стала телеграмма митрополита Сергия, отправленная Сталину 5 января 1943 г., в которой Первоиерарх РПЦ просил разрешения на открытие Московской Патриархией банковского счета для внесения средств, собранных на нужды фронта. Сталин ответил согласием, тем самым Патриархии фактически предоставлялся статус юридического лица.
Начиная с весны 1943 г. в правительстве обсуждался вопрос о проведении нового курса в религиозной политике, разрабатывалась идея встречи Сталина с иерархами РПЦ, к подготовке которой были привлечены органы НКГБ, с июля 1943 г. проводились консультации с находившимся в Москве митрополитом Николаем (Ярушевичем) и управляющим делами Московской Патриархии протопресвитером Николаем Колчицким.
31 августа 1943 г. с разрешения властей митрополит Сергий вернулся из Ульяновска в Москву. К тому моменту встреча Сталина с иерархами РПЦ уже была запланирована на начало сентября, перед проведением Тегеранской конференции, на которой Сталин мог бы представить главам Великобритании и США итоги изменения государственной политики в отношении Церкви.
Митрополиты Сергий, Алексий и Николай были приглашены в Кремль для встречи со Сталиным. Состоялась беседа, в которой принял участие и Молотов, а также начальник 4-го отдела III управления НКВД по борьбе с церковно-сектантской контрреволюцией полковник Карпов. «Отметив, – как пишет Карпов, – положительное значение патриотической деятельности Церкви за время войны, Сталин просил митрополитов Сергия, Алексия и Николая высказаться об имеющихся у Патриархии и у них лично назревших, но не разрешенных вопросах». Митрополит Сергий сказал, что самый главный вопрос – о центральном руководстве Церкви, что он почти 18 лет является патриаршим местоблюстителем и думает, что едва ли где-то еще возможно такое, что с 1935 г. в Церкви нет Синода. Он просил разрешения собрать Архиерейский Собор, который изберет патриарха и образует при главе Церкви Священный Синод. Согласившись с предложением митрополита Сергия, Сталин спросил: а) как будет называться патриарх; б) когда может быть собран Архиерейский Собор; в) нужна ли какая-нибудь помощь со стороны правительства для успешного проведения Собора (имеется ли помещение, нужен ли транспорт, деньги и т.д.).
Отвечая на первый вопрос, митрополит Сергий сказал, что было бы желательным, чтобы правительство разрешило принять титул «патриарх Московский и всея Руси». Сталин согласился с этим предложением. Далее митрополит Сергий сказал, что Собор можно созвать через месяц. Этот срок, очевидно, не соответствовал видам Сталина, и он, улыбнувшись, спросил: «А нельзя ли проявить большевистские темпы?» – и поинтересовался мнением Карпова на этот счет. Карпов ответил, что если помочь митрополиту Сергию транспортом, предоставить самолеты, то Собор можно созвать через 3-4 дня. Договорились, что Архиерейский Собор соберется в Москве 8 сентября. От субсидий же митрополит Сергий отказался.
Затем митрополит Сергий заявил о необходимости открытия духовных школ. Сталин неожиданно прервал молчание: «А почему у вас нет кадров?» Митрополиты Алексий и Николай смутились… Всем было известно, что кадры истреблены в лагерях. Но митрополит Сергий не растерялся: «Кадров у нас нет по разным причинам. Одна из них: мы готовим священника, а он становится Маршалом Советского Союза». Довольная усмешка тронула уста Сталина. Он сказал: «Да, да, как же. Я семинарист. Слышал тогда и о Вас». Затем он стал вспоминать семинарские годы… Сказал, что мать его до самой смерти сожалела, что он не стал священником.
Митрополиты Сергий и Алексий просили Сталина разрешить открыть богословские курсы в нескольких епархиях. Сталин, согласившись с этим, спросил, почему они ставят вопрос о богословских курсах, тогда как правительство может разрешить организацию духовной академии и открытие семинарий во всех епархиях, где это нужно. Владыка Сергий заговорил о возобновлении издания «Журнала Московской Патриархии». «Журнал можно и следует выпускать», – сказал Сталин. Митрополит Сергий поднял важнейший для Церкви вопрос об открытии приходов, о возобновлении нормальной церковно-приходской жизни в стране.
Риск поднять перед Сталиным самую больную тему взял на себя митрополит Алексий. Он просил об освобождении архиереев, находившихся в местах заключения. Сталин ответил: «Представьте такой список, рассмотрим». Тогда митрополит Сергий поднял вопрос о праве священнослужителей на свободное проживание и передвижение внутри Союза, о снятии с них ограничений, связанных с паспортным режимом, и о том, чтобы власти разрешили богослужение тем священнослужителям, которые вышли из заключения. Как пишет Карпов, Сталин предложил ему этот вопрос изучить. Сталин сообщил архиереям, что правительство собирается образовать Совет по делам РПЦ, и предложил его председателем назначить Карпова. Это предложение встревожило митрополитов: Карпов был известен как чекист, который с крайней жестокостью вел дела священнослужителей. Но все трое заявили, что благодарны за это правительству и лично товарищу Сталину и весьма благожелательно принимают назначение на этот пост Карпова. В заключение Сталин предложил Молотову составить проект коммюнике для радио и газет. В обсуждении его текста участвовали Сталин, митрополиты Сергий и Алексий. Текст был опубликован на следующий день в газете «Известия».
Момент был исторический. Правительство, допуская избрание Патриарха, открытие приходов и духовных школ, откровенно признавало несбыточность большевистских планов полного разгрома Церкви и устранения ее из жизни народа. По существу, были заключены условия своего рода договора, который в основном государственная власть соблюдала вплоть до начала хрущевских гонений.
Архиерейский Собор состоялся 4 дня спустя после беседы в Кремле – 8 сентября 1943 г. В деяниях Собора, проходившего в здании Патриархии, участвовало 19 архиереев. Многих из них доставляли на военных самолетах. Почти все они были исповедниками, прошедшими лагеря и ссылки. Митрополит Сергий выступил на Соборе с докладом о патриотическом служении Церкви в Великую Отечественную войну. Первоочередным делом Собора было избрание Патриарха. Предложение избрать Патриархом владыку Сергия было единодушно одобрено. Собор архиереев избрал Священный Синод РПЦ.
8 октября 1943 г. был образован Совет по делам РПЦ при Совнаркоме СССР. В его компетенцию входило содействие в установлении связей между правительством и Московской Патриархией. Председателем совета стал Карпов. Именно Карпову Сталин и поручил проводить в жизнь новую политику по отношению к Церкви. Абсолютное всевластие Сталина и Политбюро исключало всякую возможность для Церкви эффективно настаивать на соблюдении своих прав. По существу, никакого договора не было; был жест милости власти к гонимой ею Церкви. Нельзя думать, что он проистекал из личного произвола и каприза Сталина. За этим стоял трезвый политический расчет и понимание того, что искоренение религии – цель утопическая и недостижимая. Предпочтение было отдано иному, более трезвому соображению: Карпов и его ведомство по-прежнему должны были наблюдать за умонастроениями в церковной среде, выявлять нелояльные и антисоветские элементы и искоренять их. Но Церковь получила теперь возможность назначать епископов, открывать новые приходы, возобновлять духовное образование и церковную печать.
До мая 1944 г. Совет по делам РПЦ занимался проблемами всех религиозных объединений. В мае 1944 г. был учрежден Совет по делам религиозных культов при СНК СССР, на который возлагалась задача осуществления связей «между Правительством СССР и руководителями религиозных объединений: мусульманского, иудейского, буддийского вероисповеданий, армяно-григорианской, старообрядческой, греко-католической, католической и лютеранской церквей и сектантских организаций по вопросам этих культов, требующим разрешения Правительства СССР». Особое внимание новообразованные государственные органы уделяли вопросам открытия молитвенных зданий по ходатайствам верующих и юридической регистрации общин, прежде всего действовавших на ранее оккупированной территории. Совет по делам РПЦ во многих случаях способствовал признанию государством этих приходов, благодаря чему количество православных храмов и монастырей росло: в августе 1944 г. в СССР действовало 8809 приходов, в июле 1945 г.- 10 243, в янв. 1946 г.- 10 547. К концу 1945 г. на территории СССР действовало свыше 5 тыс. религиозных общин (не считая православных).
В целом изменения в отношении государства к религии, в частности к Православной Церкви, не носили всеобъемлющего характера. Репрессии в отношении духовенства и верующих заметно снизились, но не прекращались за все время войны. Несмотря на образование государственных органов по связям с религиозными организациями, решение ключевых проблем религиозной политики в последующие несколько лет Сталин оставил за собой, что объясняется его намерением использовать религиозный фактор для решения политико-идеологических задач внутри страны и на внешнеполитической арене.
После кончины Патриарха Сергия, согласно его завещанию, в права Местоблюстителя Патриаршего Престола вступил митрополит Алексий, единогласно избранный на последнем заседании Поместного Собора 31 января – 2 февраля 1945 г. Патриархом Московским и всея Руси. 10 апреля 1945 г. И.В. Сталин принял делегацию РПЦ во главе с Патриархом Алексием. На встрече обсуждались вопросы патриотической деятельности и внутренней жизни Церкви, ее возможное участие в укреплении международных отношений в послевоенный период. Сталин высоко оценил патриотическую деятельность РПЦ в годы войны, свидетельством чему стало присутствие Патриарха Алексия I на трибуне Мавзолея во время Парада Победы на Красной площади 24 июня 1945 г. и несколько позднее – награждение Патриарха орденом Трудового Красного знамени.
9 мая 1945 г. патриарх Алексий I обратился к пастве: «Мы уверенно и терпеливо ждали этого радостного дня Господня, дня, в который изрек Господь праведный суд Свой над злейшими врагами человечества, и православная Русь после беспримерных бранных подвигов… ныне предстоит Господу сил в молитве, благодарно взывая к Самому Источнику побед и мира за Его небесную помощь в годину брани, за радость победы и за дарование мира всему миру».
