Источник: Офицальный сайт СОММ «Монастырский вестник»
Доклад настоятельницы Борисоглебского Аносина ставропигиального женского монастыря игумении Марии (Солодовниковой) на XXV Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь. 26–27 января 2017 года)
Начиная разговор о женском монашестве, следует отметить, что данная тема исследована недостаточно и требует подробного изучения и осмысления. Особенно это касается богоборческого периода истории России ХХ века, когда женское монашество было почти уничтожено, а действующих женских обителей на территории России к 1930-м годам практически не осталось. Поэтому так важно сейчас собрать и сохранить имеющиеся свидетельства людей, на чью долю пришлось трагическое испытание их веры и решимости следовать своим убеждениям.
Русская Церковь неоднократно принимала на себя удар от гонителей как внешних, так и внутренних, но неизменно становилась сильнее после тяжелых испытаний. Такой светильник русского монашества, как преподобный Сергий Радонежский начал свои подвиги в тяжелейший для России период татарского ига. Как известно, он благословил князя Димитрия Донского накануне Куликовской битвы, победа в которой положила начало освобождению Руси от власти Золотой орды. В период Смутного времени подвизался преподобный Иринарх Ростовский, за благословением к которому приезжали предводители народного ополчения Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин, освободившие Москву от чужеземных захватчиков.
Но не только от внешнего врага страдала Церковь. В XVIII столетии начались реформы, сильно ослабившие ее: Петр Первый отменил патриаршество и ввел «Духовный регламент», Екатерина Вторая своим манифестом лишила монастыри владений, а больше половины из них были упразднены. Такое давление государства на Церковь привело к сращению светской и церковной властей, что самым губительным образом сказалось на Церкви, а монашеские обители обеднели не только материально, но и в духовной жизни произошло оскудение.
Однако, несмотря на столь трагические последствия реформ, уже в XIX веке начинается расцвет монашества, появление новых подвижников и обителей высокой духовной жизни: преподобный Серафим Саровский, святитель Игнатий (Брянчанинов), святитель Феофан Затворник. Монастыри: Валаам, Саров, Дивеево, Оптина Пустынь и ее старцы. Очень много для возрождения общежительных монастырей сделал святитель Филарет Московский, при деятельном участии которого в Московской епархии появилось пять новых женских обителей и множество мужских монастырей и скитов.
В ХХ столетии Россию и русскую Церковь ждали новые испытания. Не будем подробно рассматривать причины революционных волнений в начале ХХ века, повлекшие за собой участие страны в мировой войне и, в итоге, октябрьский переворот 1917 года. Но, безусловно, все эти события стали бичом Божиим для России и Русской Церкви. Внешнее давление возвращало человека к духовным ценностям; в результате небывалого по масштабу гонения Русская Церковь пополнилась сонмом мучеников и исповедников.
Накануне октябрьской революции в России было 1257 монастырей, к 1938 году не осталось ни одного монастыря на территории СССР [1]. Только за первые три года советской власти число жертв среди верующих превысило 10 тысяч человек [2]. Значительную часть их составляли монашествующие. Сталинский тезис об усилении классовой борьбы по мере приближения к социализму породил волну массовых репрессий. Монашествующие оказались в числе классовых врагов, многие были расстреляны или отправлены в лагеря, где несли крест страданий или погибали. Причем, если сначала арестам подвергались верующие благородного происхождения, то теперь машина террора не щадила никого. Многие прошли через тюрьмы и лагеря неоднократно.
Женское монашество, имевшее опыт высокой духовной жизни, известное широкой социальной благотворительностью, в глазах новой власти было классовым и идеологическим врагом. Монахини понесли крест мученичества, проявив несвойственные, казалось бы, женской природе мужество и стойкость.
Остановимся подробнее на судьбе монахинь Борисоглебского Аносина монастыря, чья жизнь после революции подобна участи многих сестер других женских обителей России. Монастырь был основан в 1823 году княгиней Евдокией Николаевной Мещерской, в монашестве Евгенией, ставшей его первой настоятельницей. Уже в середине XIX века монастырь стал известен, благодаря высокой духовной жизни своих насельниц, основу для которой заложила основательница обители. Аносина пустынь славилась своим подвижничеством, ее часто называли «женской Оптиной пустынью»: здесь так же было развито старчество – традиция духовного окормления монашествующих, особенно новоначальных сестер.
Представляет интерес сама история появления монастыря. Как выше было отмечено, к началу XIX века монашество находилось в плачевном состоянии. Многие обители были закрыты, а те, что еще оставались, были своекоштными, то есть у членов общины была своя собственность и личное хозяйство. После екатерининской реформы 1764 года появляются женские общины. Их появление стало уникальным явлением, поскольку первоначально они возникали помимо воли духовных и светских властей. Монастыри в результате реформы упразднялись государством, а насельницы оставлялись на произвол судьбы. Многие из них оставались жить при ставших приходскими храмах. Другие уходили и строили кельи возле храмов, продолжая жить по монастырскому уставу, исполняя обязанности просвирниц, сторожей, певчих и чтиц [3].
Аносину монастырю положила начало именно община, организованная княгиней Мещерской при построенном ею Троицком храме, которая первой получила юридический статус «женского общежития», а позже была преобразована в монастырь [4]. Правила общежития для аносинской общины были составлены митрополитом Филаретом (Дроздовым), на их основе позднее были написаны уставы еще четырех новых женских обителей.
Уставные, долгие службы начинались глубокой ночью. Келейно же сестры упражнялись в молитве Иисусовой. Общежительный устав избавлял насельниц от излишних попечений и вместе с тем приучал к смирению и нестяжательности. По кельям не позволялось иметь ничего лишнего, только самое необходимое, никто ничего не мог получить от мира.
При советской власти монастырь оставался верен духовной традиции, заложенной его основательницей. В первые послереволюционные годы настоятельство принимает игумения Алипия (Таишева), сумевшая сохранить монастырский дух и уклад на прежнем высоком уровне. О том, как жили сестры в условиях нового государственного строя, мы узнаем из воспоминаний аносинских насельниц схимонахинь Леонтии (Левицкой) и Анны (Тепляковой). Они свидетельствуют о крепости духа сестер, которые не утратили прежний духовный настрой, когда столкнулись с новыми порядками.
Власти обложили монастырь налогом, и труды пришлось усилить: «Наша бедная обитель, имевшая всего восемь десятин земли, получила от государства сорок десятин, которые требовалось образцово обрабатывать и платить аренду. Это было тяжело, так как мы все были малосильны и, главное, работа изматывала нас, а духовные подвиги мы продолжали нести. Матушка предлагала сестрам разойтись, но все решили ждать назначенного Богом конца» [5]. Если раньше вся жизнь монастыря была посвящена молитве, то теперь хозяйство было увеличено и введены новые работы (различные рукоделия), чтобы оплатить налоги. Строгий устав был вынужденно ослаблен: «Если в прежнее время церковная служба начиналась у нас в час ночи, то при мне ее перенесли на 4 часа утра, и только Великим постом она начиналась в три. И тем не менее она по-прежнему оставалась основой всей нашей жизни» [6].
Почему в таких тяжелых условиях монастырь не ослаб духовно, не начался ропот, недовольство непомерными нагрузками? Думается, что это заслуга мудрой настоятельницы игумении Алипии, чьей духовной наставницей была известная подвижница схиигумения Фамарь (Марджанова), недавно канонизированная Грузинской Православной Церковью. Но немаловажно, что в монастыре сохранялась преемственность духовной жизни, идущая от основательницы монастыря игумении Евгении (Мещерской). Схимонахиня Анна так отзывается о монастырских старицах: «Я вспоминаю аносинских монахинь, и каждую из них хочется назвать преподобной. Молчаливые, строгие, серьезные, спокойные, степенные и в то же время очень смиренные и кроткие, они внушали к себе такое уважение у младших сестер, что им хотелось подражать. При них боялись сказать лишнее слово. Под их руководством изо дня в день учились монашескому деланию» [7].
В советское время Аносин монастырь стал пристанищем для сестер закрытых новой властью монастырей и гонимых епископов: здесь жили сестры Серафимо-Знаменского скита, некоторое время служил священномученик Серафим (Звездинский).
«Новый сатанинский дух времени», по выражению схимонахини Анны, в 1928 году разрушил монашескую обитель. Монашество было идеологическим врагом советской власти, поэтому монастырь был закрыт, а игумения Алипия с некоторыми сестрами арестована (все они были благородного происхождения, а значит, классовыми врагами). Некоторые женщины из Аносина приходили прощаться с изгнанными из родной обители сестрами, а другие сразу же бросились занимать освободившиеся кельи – безбожная идеология начинала приносить свои плоды. Но даже среди хозяев новой жизни находились люди, глубоко почитавшие игумению Алипию. По свидетельству очевидцев ареста игумении, ее поместили в тюрьму города Воскресенска (прошлое название Истры). Там ее навестила «по-комсомольски одетая дама», которая встала на колени перед игуменией и заплакала. Как оказалось впоследствии, она была женой начальника тюрьмы.
Игумения Алипия находилась в ссылке на Севере в течение трех лет. Возвратившись, она сначала жила в Москве, а потом в Подмосковье на даче монастырских благодетелей Лобовых. С большими предосторожностями сестры вынуждены были встречаться с матушкой, поскольку это могло обернуться новыми арестами.
Несмотря на декларируемую свободу совести и вероисповедания, в СССР религия находилась под строгим контролем государства: «Нововведением стали обязательная регистрация религиозных объединений и их членов, а местные органы власти могли отказать в регистрации тем и другим без каких-либо объяснений» [8]. Собрания были негласно запрещены, оставалась только возможность молиться в храме и встречаться тайно. О дальнейшей судьбе игумении Алипии известно, что она незадолго до кончины приняла постриг в схиму с именем Евгении – небесной покровительницы основательницы Аносина монастыря. Похоронена была на месте сожженных немцами дач в 1942 году. После возобновления монашеской жизни в Аносином монастыре ее останки перезахоронены возле могил игумении Евгении (Мещерской) и внучки первой настоятельницы – игумении Евгении (Озеровой). Так промыслительно Господь устроил рядом место упокоения трех подвижниц с именем Евгения.
Казначея монастыря монахиня Антония, которая так же, как и игумения Алипия, духовно окормлялась у старцев Чудова монастыря и у епископов Арсения (Жадановского) и Серафима (Звездинского), была сослана в Казахстан. Монахиня Антония имела дворянское происхождение, в монастырь поступила вместе с родной сестрой после расстрела большевиками старшего брата – офицера царской армии. Была арестована вместе с игуменией Алипией и отправлена в ссылку в Среднюю Азию. Туда к ней приехала ее духовная дочь аносинская сестра инокиня Павла, и с тех пор они уже не расставались.
Многие сестры ездили по благословению в ссылку к своим старцам и старицам. Так, например, игумения Алипия передала благословение инокине Марии (Бросовой) ехать в ссылку в Среднюю Азию к старшему протоиерею Александру, служившему в Аносино. Мать Мария ухаживала за ним, похоронила и осталась там жить до самой своей кончины.
В дальнейшем монахиня Антония жила с игуменией Алипией в Подмосковье, где они тайно принимали некоторых аносинских сестер, а потом в Москве. Она была вынуждена поступить в прислуги к бывшей артистке, совершенно неверующей и тяжело переживавшей недавнюю смерть мужа. Мать Антония не навязывала своих убеждений хозяйке, но, поучаясь самой жизнью матери Антонии, женщина духовно прозрела: многие годы ежедневно бывала на Литургии и вела монашеский образ жизни. Вместе с сестрами, духовной наставницей которых она была, монахиня Антония находила духовное утешение у протоиерея Сергия Орлова (в монашестве Серафима) и его общины при храме Покрова Богородицы в Акулове. Тайные монашеские общины были характерны для того времени – например, при закрытом Высоко-Петровском монастыре. В советский период такие подпольные общины оставались единственной формой организованной монашеской жизни в условиях полного отсутствия монастырей. Зародившись в конце XVIII века, в советское время община, как форма монашеской жизни, получила новое развитие.
Очень многие сестры уже после закрытия монастыря, живя в миру, принимали тайный монашеский и схимнический постриг. Часто это случалось в местах ссылок. Так, аносинскую инокиню Татиану Фомину в ссылке в Средней Азии постриг в монашество с именем Магдалина владыка Серафим (Звездинский), который в 1925–1926 годах жил в Аносином монастыре. Надо отметить, что ссылали монашествующих не просто в места с тяжелыми бытовыми и природными условиями жизни, но туда, где православие распространено было меньше всего. Видимо власти считали влияние монахов на местное население, исповедующее ислам, не столь сильным.
Татиана Фомина (в монашестве Магдалина) перед поступлением в монастырь ходила в храм святителя Николая на Маросейке к отцу Алексию Мечёву, благословил ее на монашество известный старец Алексий Зосимовский. После закрытия обители ее арестовали вместе с игуменией Алипией, а в течение жизни арестовывали трижды. И везде к ней тянулись люди, которых она опекала, о которых заботилась. В тюрьме мать Магдалина из своей жалкой пайки хлеба, из хлебного мякиша, обработав его, делала для заключенных нательные крестики и крохотные рельефные образки. Она была искусной рукодельницей, ткала для монахов пояса с текстами молитв. Соткала несколько поясов для Патриарха Алексия (Симанского) и, тогда епископа, Питирима (Нечаева) [9].
После ссылки она жила на родине в Ростовской области в городе Шахты, где вместе с нею жили женщины, с которыми она ездила в действующий храм. Там познакомилась с женщиной, которая в течение трех лет входила в доверие к членам общины, а потом сдала всех. Вместе с монахиней Магдалиной было арестовано сорок человек. Сейчас трудно сказать, работала ли эта женщина с самого начала с органами или в какой-то момент решила встать на путь предательства, но случаи предательства «своими» случались. Схимонахиня Анна (Теплякова) упоминает, что в Аносиной пустыни жили три сестры в отдельном домике, которые не признали игумению Алипию и не принимали участия в жизни монастыря. Их подозревали в сотрудничестве с властями: когда в монастырь перед его закрытием стали все чаще наведываться большевики, то первым делом шли к ним, а после закрытия они еще некоторое время оставались жить в своем домике [10].
Удивительно: как одних жизнь при новой власти вела ко греху, к предательству и отступничеству от Христа, так другие приходили к истинному покаянию. Схимонахиня Леонтия (тогда инокиня Любовь (Левицкая)) вспоминает, как после тюрьмы, в ссылке она встретила монахиню из монастыря, который посещала в детстве. Эта монахиня ей рассказала, что считает свои скорби, связанные с арестом и ссылкой, благодеянием Божиим за свои прошлые грехи: «В обители, будучи воспитанницей игумении <…>, я была избалована и мало знала о духовной жизни, хотя прожила почти тридцать лет. Пользуясь любовью игумении, я многим сестрам причинила горе, многие из-за меня даже ушли из обители. Только теперь, познакомившись с истинными монахинями, познала несколько духовную жизнь. Испытание, посланное мне Господом, несу с благодарением, ибо грехи мои вопиют ко Господу…» [11]
О самой схимонахине Леонтии вспоминает Ольга Николаевна Вышеславцева (инокиня Мария): «С самого начала меня поразила ее цельность и целеустремленность: всё для Бога, всё о Боге, всё к Богу. Она жила лишь воспоминаниями о своем пребывании в Аносинской обители. <…> около нее постепенно образовалась группа людей, стремящихся к религиозному просвещению. Матушка обучала их чтению на церковнославянском языке, разбирала вместе с ними молитвы, учила вникать в их смысл, изучала вместе с ними Священное Писание и житийную литературу» [12]. Господь судил матушке Леонтии, столь любившей монашескую жизнь, скончать свои дни в монастыре: в 1990 году она отошла ко Господу в открывшейся тогда Ново-Голутвиной женской обители.
В заключение расскажем о сестрах Аносина монастыря, сподобившихся мученической кончины. Послушницы Дария (Зайцева) и Татиана (Фомичева) после закрытия обители поселились, как и многие сестры, в ближайших деревнях, где еще оставались действующие церкви. Там они прислуживали в храме, пекли просфоры, пели на клиросе и помогали священнику вести хозяйство.
Первоначально послушница Татиана поселилась вместе с инокиней Марией (Брянцевой) неподалеку от Кресто-Воздвиженского монастыря села Лукино, который был организован при деятельном участии игумении Евгении (Озеровой), возглавлявшей тогда Аносин монастырь. Игумения Евгения (Виноградова) – бывшая казначея обители и духовное чадо игумении Евгении (Озеровой) – стала настоятельницей новой обители.
В корпусах закрытого монастыря разместился дом отдыха, но некоторые сестры продолжали жить рядом и работать в доме отдыха. Все они, включая послушницу Татиану и инокиню Марию, певших в церковном хоре, ходили молиться в ближайший храм в село Лемешево. В 1931 году по делу бывших монахинь было арестовано 17 человек из различных закрывшихся монастырей, всем вменялась в вину антисоветская деятельность. Татиана и Мария тоже были арестованы, отправлены в Бутырскую тюрьму. Сестры получили по 5 лет исправительно-трудовых лагерей. Освободившись в 1934 году, Татиана и Мария поселились при Троицкой церкви села Язвищи, где исполняли обязанности псаломщицы и алтарницы. 25 ноября 1937 года их арестовали вместе с настоятелем храма протоиереем Владимиром Медведюком, обвинив в организации незаконных собраний на дому у священника. То же самое обвинение, показывающее, как сильно власти боялись влияния на народ монашествующих и священников. Священник был расстрелян, а сестры получили уже по 10 лет лагерей [13].
Послушница Татиана скончалась в заключении. Вместе с отцом Владимиром Медведюком она была прославлена в сонме новомучеников Российских в 2000 году. Инокиня Мария (Брянцева) провела в тюрьмах и ссылках около двадцати лет. Затем поселилась в городе Александрове, где была алтарницей в соборе Александровского монастыря. В монашестве ее звали Магдалина, а перед смертью она приняла схиму с именем Мстислава.
Еще одна аносинская новомученица – послушница Дария (Зайцева) после закрытия монастыря поселилась в село Холмы Истринского района, где прислуживала в Знаменской церкви. В 1938 году была арестована. Обвинение обычное – контрреволюционная агитация. Надо отдать должное мужеству послушницы Дарии, которая на допросе признала, что не любит советскую власть из-за гонений на Церковь и готова умереть «за веру и Батюшку Царя» [14]. Приговор был смертельным: преподобномученица Дария расстреляна на Бутовском полигоне и погребена в общей могиле.
Вот так, подобно покровителям их Борисоглебской обители князьям-страстотерпцам Борису и Глебу, принявшим смерть от родного брата, – аносинские новомученицы совершили подвиг, выбрав Христа, свою решимость верить и жить по вере. Так соединились две эпохи: заря православия на Руси и ХХ век – совсем недавнее наше прошлое. И дело даже не в том, что времена эти чем-то схожи, просто в любое время христианин должен жить по своей христианской совести, своей жизнью исполняя евангельские заповеди Христа.
Далеко не всех ждал подвиг мученичества, но практически каждому верующему человеку в ХХ столетии пришлось вынести подвиг исповедничества. Как было отмечено во вступлении, в разные исторические эпохи православным людям, а в особенности монашествующим, уже приходилось попадать в ситуацию гонений на их веру и образ жизни. Но в ХХ веке впервые власть открыто заявила о своей враждебности Богу. Поэтому подвиг российских новомучеников и исповедников можно считать уникальным и подобным подвигу христианских первомучеников.
Причины такого попущения Божия, когда начали рушиться сами основы жизни, уже тогда верующие увидели в том, что люди пользовались благодеяниями Божиими, но не приносили покаяния и исправления грехов. Как говорил аносинский духовник отец Досифей, по воспоминаниям священника Сергия Сидорова: русские люди «все [у Бога] только просят. Они думают, что Бог для того и есть на свете, чтобы их дела устраивать, а Богу дать что-нибудь и пожертвовать Богу свою душу, исправить ради Бога свои грехи, это не любят они. Вот и теперь, смотрите, как Господь вразумляет: сколько обителей закрыто и сколько еще закроют, придет время, и церкви будут ломать… А все же без покаяния, без исправления наших грехов не умилостивим Господа, всей святыни на Руси лишимся» [15].
Но не только гнев Божий на отступников христианства послужил причиной катастрофы Русской Церкви. Благой Промысл Божий вел к спасению сотни тысяч новомучеников, когда самые лучшие и достойные члены Церкви принимали путь креста. Только внешние испытания могли проявить всю духовную мощь новомучеников, они стали жертвой Богу и примером будущим поколениям христиан. Путь монашествующих считается путем тайного мученичества, но для многих в ХХ веке он стал открытым путем мученичества, чтобы явить всем, в том числе и нам, их потомкам, всю полноту и суть Евангельской жизни.
[1] См.: Васильева О.Ю. Судьбы русских монастырей в ХХ веке // Монашество и монастыри в России ХI–ХХ века: исторические очерки. М., 2002. С. 332, 336.
[2] Там же. С. 333.
[3] Емченко Е.Б. Женские монастыри в России // Монашество и монастыри в России ХI–ХХ века: исторические очерки. М., 2002. С. 266.
[4] Там же. С. 267.
[5] Женская Оптина: Материалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря. М., 2007. С. 392.
[6] Там же. С. 499.
[7] Там же. С.513.
[8] Васильева О.Ю. Указ. cоч. С. 335.
[9] Женская Оптина: Материалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря. С. 467.
[10] Там же. С. 544.
[11] Там же. С. 402.
[12] Три встречи. М., 1997. С. 337.
[13] Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия: жизнеописания и материалы к ним. Кн. 5. Тверь, 2001. С. 417–426.
[14] Дамаскин (Орловский), игумен. Указ. cоч. Март. Тверь, 2006. С. 29–31.
[15] Женская Оптина: Материалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря. С. 566.
