Доклад инокини Александры (Купаленко), секретаря Синодального отдела по делам монастырей и монашеству Белорусского Экзархата, насельницы Полоцкого Спасо-Евфросиниевского женского монастыря, произнесенный на монашеской конференции Регионального этапа XXV Рождественских образовательных чтений «1917–2017. Монастыри и монашество: уроки столетия»
Подвиг мученичества и исповедничества в XX веке. Что это: явление, сравнимое с мученичеством первых христиан? Почему сегодня мы об этом говорим? Каково его значение в истории и жизни монашества? Ведь значительная часть новомучеников, прославленных Церковью в лике святых – монашествующие. Как правильно ставить вопросы, осмысливая этот опыт: за что или для чего наши предшественники прошли этот путь? Как их опыт может изменить сегодня нашу жизнь?
Никаких специальных декретов по закрытию монастырей не издавалось. Ленинский декрет об отделении Церкви от государства, подписанный в январе 1918 года, уже был достаточен для того, чтобы передать церковно-монастырское имущество органам власти. После этого декрета монастыри уже не могли существовать легально на территории Советского Союза.
Какие-то монастыри закрывают сразу, каким-то удается еще немного продержаться в виде сельскохозяйственных артелей. Сам воздух стал другим. Жизнь по монастырскому уставу, привычный, отдаленный от всего мирского, монашеский образ жизни, участие в богослужении, святых таинствах, единомысленная братия – все потеряно и разрушено. Вместо этого – развороченная и опустошенная жизнь. Произошел стремительный переброс из одного состояния в другое. Общежительные монахи становятся отшельниками в пустыне лжи, людской озлобленности, тотального контроля, доносительства друг на друга. Страна сползает в хаос.
Согласно новой «терминологии» монашествующие теперь – «антисоветски настроенные лица», «ярые церковники», которые проводят «антисоветскую агитацию» при помощи своих «провокационных измышлений». Сотрудники Ленинградского ОГПУ, фабрикуя дела, писали просто: «контрреволюционные элементы, ведущие систематическую контрреволюционную агитацию, а также изготовляющие и распространяющие церковно-монархические произведения в виде гимнов, стихов и акафистов»[1].
Когда закрыли практически все обители, большинство монашествующих остались верными своим монашеским обетам. Несмотря ни на что, они старались держаться вместе. По всей стране начали возникать так называемые «домашние» монастыри. Изгнанные из своих монастырей иноки и инокини в складчину в близлежащих деревнях или городах покупали домики, селились маленькими общинками, по четыре – шесть человек и старались поддерживать духовное единство. Иеромонахи служили в местных церквах. Монахини зарабатывали себе на жизнь тем, что стегали одеяла, вязали платки, выпекали хлеб, занимались огородом. Монашествующие разоренных монастырей, поселившиеся в деревнях, оказывались своеобразным духовным центром целой округи. Можно сказать, что вся территория страны оказалась покрытой сетью таких «домашних» монастырей. По мере нарастания волны гонений держаться вместе становилось все труднее.
Почти одновременно с домашними монастырями в 1920-х гг. появляется еще одна форма монашеских общин – подпольные. Во главе такой общины стоял духовник, вокруг которого собирались молодые люди, стремившиеся к духовной жизни. Они, как правило, работали в государственных учреждениях, принося свой заработок в общую кассу. Жизнь прихода в таком случае подчинялась нуждам подпольного монастыря, о существовании которого прихожане едва ли догадывались. По мере того, как храмы один за одним стали закрываться, подпольным монастырям приходилось менять храмы. Тайные монахи находились в постоянном контакте с остальными прихожанами, ничем не отличаясь от них внешне. Главной целью создания тайного Высокопетровского монастыря было продолжение в новых условиях монашеской традиции, которая, несмотря на тяжелые гонения, не должна была угаснуть. Свою работу монахи воспринимали как монастырское послушание, часть их заработка шла на общие нужды. Особое внимание уделялось частой исповеди, чтению аскетической литературы, участию в богослужении. Большинство постригов совершалось тайно на частных квартирах. Какие-то подпольные монастыри просуществовали 10 лет, какие-то – полвека. В случае, если монашествующие выходили на открытое служение, что случалось нередко, их арестовывали, отправляли в ссылки и лагеря.
В первой половине 30-х гг. монашествующие попали под первую волну репрессий, многие были сосланы, как правило, на 3 года. Когда их сроки закончились, иноки стали возвращаться в места, где они жили до ссылки, где в 1937–1938 гг. они были захвачены новой волной репрессий. На этот раз многих из них ждали расстрельные приговоры[2].
Следствие по 58-й статье Уголовного кодекса, по которой проходили все так называемые «политические осужденные», практически никогда не было выяснением истины. Истина была не нужна. Схимонахиню Рафаилу (Вишнякову) при аресте сотрудники НКВД сфотографировали в схимническом облачении, которое они сочли достаточной уликой ее «преступной деятельности». Следователь не стал допытываться, признает ли она себя виновной. 17 февраля 1938 года она была расстреляна[3].
Ночные обыски и аресты, следственная камера, стоячий карцер, мнимые расстрелы, тяжелые ночные допросы, голод, холод, мучительное угасание. В расправах одних людей над другими изобретательность во все времена носила ужасающий характер.
Когда человека необходимо обвинить в том, в чем он не виновен, угрозы, насилия и пытки неизбежны. Цель – сделать человека невменяемым и при помощи этого добиться необходимого признания. Приговоренных к смертной казни за день до расстрела сотрудники НКВД фотографировали для того, чтобы, выводя человека из камеры на расстрел, палач не обознался. Именно эти фотографии из личных дел представлены сегодня вашему вниманию.
Они пережили опыт колоссальной боли – душевной и физической. «В заключении у меня была истинная молитва, – писал отец Иоанн Крестьянкин, – и это потому, что каждый день я был на краю гибели. Молитва была той непреодолимой преградой, за которую не проникали мерзости внешней жизни. Повторить теперь, во дни благоденствия, такую молитву невозможно. Хотя опыт молитвы и живой веры, приобретённый там, сохраняется на всю жизнь»[4]. А ведь тюрьма – место огромной разрушительной силы.
Через несколько дней после ареста состояние игумении Афанасии, бывшей настоятельницы Троице-Одигитриевской Зосимовой пустыни резко ухудшилось, и ее отправили в больницу, откуда она писала: «Лежу в заразном бараке. Чувствую себя плохою. Все болит, а особенно левый бок. Температура повышена. Сердце мое истерзалось. Осталась я одна. Дуню, наверное, пока я в больнице, угонят, как угнали уж многих. <…> Неизвестность хуже всего. Буду ждать от Вас какого-нибудь слова. Не забывайте меня, находящуюся в большом горе»[5].
Протоколы допросов – уникальные свидетельства того, как, смотря смерти в глаза, человек сохраняет себя как христианина и монаха.
Следователь спросил архидиакона Серафима (Вавилова) на допросе:
– Вы были монахом?
– Да, я был монахом с 1919 года и остаюсь им в соответствии со своими убеждениями до настоящего времени[6].
На допросе послушница Агафия (Крапивникова) сказала: «В Бога я верую, так как знаю, что Бог есть и будет навсегда, – пусть стреляют, от Бога я не откажусь»[7].
– Ваше отношение к советской власти? – спросили на допросе послушницу Анну (Ефремову).
– Мое отношение к советской власти является враждебным, потому что она арестовывает монашествующих, высылает ни в чем не повинное духовенство, закрывает церкви и вообще организовывает гонение на религию.
– За что вы арестованы?
– Я считаю, что я арестована за то, что являюсь монахиней, а их сейчас арестовывают безо всякой вины[8].
На этом допросы были закончены, и 14 февраля тройка НКВД приговорила послушницу Анну к расстрелу.
Своим христианским мужеством новомученики преподают нам великий урок подлинной веры, благочестия и мужества, задают некую планку нравственной высоты, и показывают, что она достижима.
Когда закрыли Троице-Одигитриевскую Зосимову пустынь и она какое-то время функционировала как артель, игумению Афанасию, настоятельницу, как главу артели, стали приглашать на заседания уездного исполнительного комитета. Заседания эти проходили в местном клубе. Все члены исполкома рассаживались в этих случаях вокруг поставленного на сцене стола. Появление игумении, сопровождаемой послушницей, вызывало среди членов исполкома неловкость, и однажды один из них, решив пошутить, показал на висящий на стене портрет Маркса и сказал:
– А вот, матушка игумения, Маркс. Он является, собственно, учеником первого социалиста – Христа.
– Вот портрет «ученика» вы поместили здесь, а почему же нет портрета Учителя? – спросила игумения[9].
На допросе монахиня Мстислава (Фокина), впоследствии преподобномученица, сказала: «Я смело заявляю – власть притесняет религию; дана свобода, а получается наоборот – монастыри и церкви закрывают».
Следователь спросил монахиню, кто ее постриг в монашество, но она, не желая называть священника, сказала, что не знает его фамилии, а относительно того, почему она это сделала, ответила, что ушла в монастырь для спасения души, чтобы, «отказавшись от мира сего, отдать себя на служение всецело Богу, в Которого верю, и никакие убеждения и притеснения не убьют во мне веры в Бога»[10].
Мученическим подвигом они осветили все вокруг себя и выявили суть происходящего.
Отец Киприан (Нелидов) был отправлен в лагерь на Алтае, на строительство Бийского тракта. Находившаяся в том же лагере православная мирянка из Москвы вспоминала о нем: «Чудная, светлая личность был этот отец Киприан. Всегда ровный, светлый, ясный, на вид русский витязь, полный сил и здоровья <…> В лагере вместо бараков стояли палатки с двухэтажными нарами, которые обогревались железными печурками. Здесь отцу Киприану многое пришлось претерпеть – «его окружали грубость, распущенность и развращенность. Но он все побеждал своей кротостью. Будучи дневальным в палатке этих разнузданных людей, он им не перечил, не укорял, старался услужить… любил их, и когда вскоре умер… то один из них вспоминал о нем со слезами»[11]. Смерть отца Киприана произвела большое впечатление на заключенных, даже на уголовников, увидевших в нем образец истинного ученика Христова.
Для любого человека, даже очень мужественного, соприкосновение с унижением и страданием, муками, ожиданием смертного часа не протекает безболезненно и беспристрастно. Это большие страдания не только для слабой души. Однако для них все внешнее не было определяющим фактором в их стремлении ко Христу, в их сердцах горел неугасимый огонь веры, потому никакие трудности не сломили их дух. Это то, что формирует способность человека претерпевать что-то такое, что лежит за пределами его человеческих возможностей.
Их опыт гораздо ближе к нашей жизни, чем опыт древних святых, они жили в близкую к нам историческую эпоху, они зовут нас подражать их подвигу терпения, мужества и любви к Богу и убеждают, что это возможно. Между нами существует связь, которая поддерживается молитвенным общением, осмыслением их жизни.
О них сегодня говорят: «приняли мученический венец». Венец – это знак победителя. Для тех, кто претерпел до конца все ради Христа, мученичество становится наградой. С этого момента начинается история их бессмертия не только на небе, но и здесь, на земле. Мужество этих людей, их любовь к Истине, которая есть Христос, вошла не только в историю Церкви, но и в нашу богослужебную молитвенную жизнь: из года в год перед нашим мысленным взором они будут представать духовным ориентирами. Их подвиг помогает понять, что подлинная свобода обретается в Истине, а отвергая Истину, невозможно обрести свободу. Истина просвещает и животворит, питает душу, которая не может быть удовлетворена ничем, кроме этой Истины – Бога. Иеромонах Макарий, находясь в тюрьме, говорил заключенным вместе с ним священникам: «Жду не дождусь встречи с Господом моим Христом»[12].
Этот опыт должен быть услышан, осмыслен, усвоен, тогда он будет побуждать к действию и менять качество жизни. Он должен быть не только положен на бумагу агиографами, но и зазвучать в сердцах, наполнив их мужеством, стойкостью, постоянством в терпении всех тех трудностей, с которыми приходится сталкиваться каждому поколению монашествующих, потому что каждая эпоха имеет свои особенности, ставит свои вопросы и вызовы перед Церковью и каждым христианином. На одной из монашеских конференций один иерарх нашей Церкви сказал: «Для того, чтобы трезвилась душа, читайте о жизни новомучеников». В историю монашества этот опыт войдет как опыт людей, которые показали подвиг верности Христу и монашеским обетам при полном отсутствии внешних условий, находясь во враждебной ко всему церковному среде, в сложнейший исторический период, когда государство вступает в глубокий конфликт с Церковью, ставит ее вне закона, а значит отказывает ей в праве на существование на территории этого государства.
Сказав о тех, кто своей кровью засвидетельствовал верность Христу, говоря о подвиге исповедничества нашего монашества в 20 веке, было бы неправильным умолчать о тех, кто во второй половине прошлого столетия в сложные времена все тех же гонений твердостью и терпением стоял за истину и стремился к монашеской жизни, заранее зная, с какими трудностями это будет сопряжено. В рамках моего доклада не представляется возможным сказать об этом более пространно. Но несколько слов скажу.
Я имею честь быть насельницей Полоцкого Спасо-Евфросиниевского монастыря. Монашеская жизнь возродилась в нашей обители в начале 90-х. 32 сестры из Жировичского монастыря по благословению священноначалия переехали в Полоцк. В основном это были монахини, которые стали насельницами Жировичского монастыря в 70–80 гг. прошлого века, в еще очень сложное время: жесткий контроль уполномоченных, регулярные облавы и обыски, вызовы на «беседы». Когда в Жировичском монастыре Милостью Божией и большими трудами митрополита Филарета было получено разрешение прописать первую сестру, это было воспринято как великое благодеяние и счастье для всей обители, служили благодарственный молебен. Имена этих матушек золотыми буквами вписаны в летопись нашего монастыря. Одни из них уже отошли в жизнь вечную, другие, к счастью, живы и являют нам собой духовную опору и поддержку. Они заложили духовный фундамент возрожденной обители. Приходя в монастырь в молодом возрасте, воспитанные в духе своего времени, мы, молодые насельницы, не имели никаких понятий, что такое монашество. Примером своей жизни, постоянством в подвиге, они показали нам, что если правильно расставить приоритеты, делать все ради Христа, все остальное становится несущественным – с Христом все можно преодолеть. Ведь главное, чем жили люди в условиях гонений – это возможность быть со Христом. Глядя на них, все становилось ясным – сущность монашества заключается в том, чтобы иметь в сердце Христа. Рядом с ними мы исцелялись от своих мирских привычек и навыков. Тот огонь веры, любовь к монашеству, который горит в их сердцах, передается молодым сестрам. Наша обязанность – передать его следующим поколениям монахинь нашего монастыря и благоговеть перед тем подвигом, который они понесли, чтобы сохранить для нас монашество в тот период, когда оно было на грани уничтожения.
Очень важно сегодня расширять представление о том непростом времени, глубже изучать и осмысливать мученический и исповеднический подвиг этих мужественных людей, отражающий их духовную силу, способность переносить не только душевные, но и физические страдания.
«Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе», – говорит апостол не о собственных способностях, а радуясь тому, что Христос дает ему силу мужественно переносить испытания.
Сегодня мы прославляем новомучеников и исповедников как победителей в той страшной схватке. Их опыт – яркое свидетельство того, что быть монахами и оставаться верными Христу можно не только в мирное время, благодаря условиям жизни в благоустроенном монастыре, но и в очень сложный исторический период. Главное – задать правильный вектор движения к поставленной цели, где Христос – это Альфа и Омега, начало и конец, который всякого ищущего и жаждущего напоит от источника воды живой.
[1] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Март. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2006, с. 127.
[2] Русская Православная Церковь. XX век. М., 2015, с. 235.
[3] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Февраль. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2005, с. 133.
[4] Ангел Молитвы. Архимандрит Иоанн (Крестьянкин). // Электронная библиотека ЛИТМИР [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.litmir.info/br/?b=265743Дата доступа: 06.11.2016.
[5] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Январь. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2005, с. 497.
[6] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Февраль. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2005, с. 132.
[7] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Январь. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2005, с. 503.
[8] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Февраль. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2005, с. 136.
[9] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Январь. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2005, с. 494.
[10] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Февраль. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2005, с. 415.
[11] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Июнь. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2008, с. 13.
[12] Жития новомучеников и исповедников российских XX века. Май. Сост. игум. Дамаскин (Орловский). Тверь, 2007, с. 104.
