Митрополит Нижегородский и Арзамасский Георгий
Понятие «призвания»
При рассмотрении темы монашеского пути как призвания необходимо прежде остановиться на значении самого слова «призвание» и выяснить, одинаковый ли смысл вкладывают в него люди религиозные и светские. В Толковом словаре Ушакова читаем: «Призвание – это склонность, внутреннее влечение к какому-нибудь делу, какой-нибудь профессии (при обладании или при убеждении, что обладаешь нужными для того способностями)».
В чем недостаток этого определения? В нем нет указания на Того, Кто обращает к человеку этот призыв, Кто зовет его к достижению цели и указывает на определенный путь. Религиозное понимание призвания предполагает, что за ним стоит Бог. Для христианина призвание – это Божественная воля, выраженная в отношении отдельного человека, она побуждает и мотивирует его к тому или иному направлению благой деятельности в согласии с Промыслом Божиим.
О призвании ко спасению
В Священном Писании не единожды мы находим обращенные к людям слова Спасителя, в которых слышится призыв. Господь хочет, чтобы мы уверовали в Него, последовали за Ним, исполнили Его заповеди, победили грех, стяжали добродетели и спаслись, достигнув вечной жизни. Таким образом, мы все равно имеем призвание ко спасению. Никто не забыт, никто не обделен. Для всех уготовано Царствие Божие. Здесь уместно обратить внимание на особенность слов Христа в Евангелии. Явившим дела милости Он скажет: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25:34). А тем, кто не проявлял любви к ближнему, скажет: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф. 25:31). Вечные мучения не уготованы грешным людям, но только диаволу и ангелам его. Значит, к блаженной вечности призваны все, но не все это призвание исполнят.
Священномученик Иларион (Троицкий) в своей работе «Единство идеала Христова» весьма убедительно опровергает расхожее заблуждение, будто бы для монахов существует один идеал, а для мирян – другой. Страсти одинаково губительны, а добродетели спасительны для всех. Не только монах, смотрящий на женщину с вожделением, любодействует с ней в сердце своем. И не только богатому монаху тяжело войти в Царствие Божие. И Бог противится не только гордым монахам. И не любить мира и того, что в мире Апостол заповедал всем христианам.
О призвании к монашескому пути
При этом единство идеала Христова не означает наличие единственного пути его достижения. Путь монашеской жизни предназначен не для всех и даже не для многих. Он открыт Богом для тех, кто имеет особое стремление к духовной красоте. Неслучайно свод святоотеческих аскетических сочинений называется «Добротолюбие», буквально с греческого «филокалия» – «любовь к красоте». Цель монашеских обетов заключается в том, чтобы отрешением от мира и его удовольствий, отсечением своей воли дать свободу духу и телу, чтобы всецело посвятить себя на служение Богу. Это движение души навстречу Богу должно быть ответом на Божественное призвание, которое человек слышит в своем сердце. Таковым было начало монашеского пути преподобного Антония Великого.
Вот слова об этом аввы Пафнутия: «Первое побуждение к обращению принял он от Самого Бога, услышав слова Евангелия о самоотвержении и об отречении от имущества; в величайшем сокрушении сердца он принял сие наставление так, как бы оно относилось к нему, и тотчас, оставив все, последовал Христу без посредства убеждения и учения человеческого» (Кассиана собеседование с аввою Пафнутием о трех отречениях).
На примере многих святых Вселенской и Русской Церквей можно убедиться в том, что монашеское призвание не пустая фантазия религиозных мечтателей.
Архимандрит Лазарь (Абашидзе) пишет: «Монашество – великая тайна Божия, и далеко не все могут распознать его сущность. Чтобы естественно и гармонично вжиться в семью монахов, необходимо иметь некоторое таинственное внутреннее родство с этим племенем подобно тому, как необходимо иметь музыкальный слух, чтобы созвучно влиться в поющий хор голосов».
При этом, конечно же, нужно иметь в виду, что для участия в пении хора одного наличия музыкального слуха все-таки недостаточно. Так же и в монашеском делании призвание чрезвычайно важно, но, кроме него, необходимы усилия, труд, подвиг. И самые великие подвижники испытали много искушений и страданий, прежде чем могли достигнуть мира и покоя души. История монашества знает не только духовные победы и достижение вершин святости, но и поражения, падения и уклонение в бесовскую прелесть. Многие падали под бременем соблазна и искушений, многие изнемогали от неуменья разобраться в собственных духовных переживаниях. Яркой иллюстрацией тому является икона «Лествица» прп. Иоанна Лествичника, где мы видим и преодолевающих козни духов злобы, и погибающих от них.
Означают ли эти печальные факты, что иноки, потерпевшие поражение в невидимой брани, не имели к монашеской жизни внутреннего призвания? Вовсе нет. Иуда Искариот был избран Христом к апостольскому служению, ходил с другими апостолами на первую проповедь, творил чудеса, но изменил своему призванию и погиб. Христианству чужд всякий детерминизм (всеобщая определенность, запрограмированность жизни). Человек, обладающий свободой, может как обратить ее во благо согласно Божественному Промыслу о нем, так и злоупотребить ей. И монашеская жизнь не исключение. При этом призвание остается, а деятельный ответ на него может быть потерянным.
О призвании истинном и ложном
Несомненно, всегда были люди, есть они и сегодня, которые, размышляя о возможном монашеском пути, желают выяснить для себя, есть ли у них к тому призвание, обладают ли они в действительности тем запасом духовной ревности, решительности, внутренних сил, чтобы отвергнуться мира и всецело посвятить себя Богу. В этом поиске правильного ответа необходимо испытать свое сердце о подлинных причинах влечения к иноческому житию.
Всякому христианину трудно спасаться в миру, который, по словам апостола, «лежит во зле», но сама по себе это еще недостаточная причина принятия монашества.
«Конечно, – пишет архимандрит Лазарь (Абашидзе), – бывает, что и незаконная причина приводит человека в обитель, но он, прожив там некоторое время, исправляется и становится настоящим монахом. Бывает и так, но редко. Чаще всего происходит здесь иное: по недосмотру, по невнимательности, по неопытности, по тщеславному разгорячению порывы ложной ревности принимаются за истинное призвание к монашеству, совершается постриг; и вот начинаются у новопостриженного скорби, уныние, потом скучание в монастыре, потом побеги из монастыря, потом часто говорит он: лучше б я не родился на этот свет. Оказалось, что его душе иноческая жизнь совершенно чужда, но обеты даны и снять их никто не вправе, вся жизнь человека превращается в постоянную муку и томление. Оттого у святых отцов часто встречается строгое наставление: тщательно испытывать намерение приходящего к иноческому постригу и только после этого удостаивать его оного».
Далее отец архимандрит разбирает те ложные побуждения к монашеству, с которыми зачастую приходится сталкиваться в современной практике. Несомненно, и в истории они имели место, и достаточно обстоятельно разобраны отцами-аскетами в своих творениях.
Преподобный Иоанн Лествичник, в частности, пишет: «Всем, приступающим к сему доброму подвигу, жестокому и тесному, но и легкому, должно знать, что они пришли ввергнуться в огонь, если только хотят, чтобы в них вселился невещественный огонь. Посему каждый да искушает себя, и потом уже от хлеба жития иноческого, который с горьким зелием, да яст, и от чаши сей, которая со слезами, да пиет: да не в суд себе воинствует. Если не всякий, кто крестится, спасется, то… умолчу о последующем».
Современному молодому человеку, пресыщенному развлечениями и успевшему устать от их фальшивого блеска, монашеская жизнь может казаться загадочно таинственной и поэтому необъяснимо притягательной. Кто привык жить ради удовольствий, тот и в монашестве ищет не подлинно духовного, а другого, мирского, удовольствия, такого же по сути страстного, как и прежние. Несомненно, вступлению во обитель должна предшествовать собранная внимательная христианская жизнь в миру, созвучная по своему внутреннему устроению будущей монастырской жизни.
Мир сей как в прошлом, так с наибольшей силой и в настоящем культивирует одну из самых сильных страстей человеческих – гордыню и тщеславие. Они толкают человека к тому, чтобы добиваться собственного признания в обществе, известности, славы. В самом именовании монаха иноком содержится указание на его отличный от мирского образ жизни, но инаковость может быть и другой. Евангельский фарисей тоже указывал на свою инаковость, говоря, что он не такой, как прочие человецы.
Архимандрит Лазарь пишет: «Все это может незаметно, но значительно толкать молодых людей к тому, чтобы с восторгом желать облечься в монашеские наряды. Они могут даже трепетать от восторга, предвкушая, как «сногсшибательно» когда-то явятся перед глазами своих друзей и знакомых в длинной монашеской рясе, с длинными волосами, бородой, с постным лицом и четками в руке; как те, раскрыв рты, будут внимать каждому слову, а они тихим и смиренным тоном будут давать наставления».
Бес гордости может нашептывать человеку, что семейная жизнь со всеми ее трудностями и печалями – удел слабых. Ее должно тайно гнушаться, а монашество сулит сладость надменного одиночества, независимость от суетных проблем обычных людей. Таковой кандидат в монашество мнит себя возвышенной, особо одаренной натурой, способной к различению тонкостей духовной жизни, достижению высоких благодатных состояний и внутренних озарений. «Они очень удивляются, – пишет архимандрит Лазарь, – когда монастырь начинает настойчиво их приземлять и отнимать эту их «возвышенность»».
Поводом задуматься о принятии монашества может быть и социальный конфликт, хроническая внутренняя досада от неспособности реализоваться в обществе.
Архимандрит Лазарь пишет об этом так: «На наше стремление уйти в монастырь могут значительно повлиять отношения с близкими людьми – родственниками, друзьями. Иногда, когда ближние нас не понимают, не уважают, не воздают нам признания, которого мы считаем себя достойными, или просто мало нас замечают, тем более если враждуют с нами, то эти досады могут вызвать нетерпеливое желание как-нибудь больно отплатить им за это, сделать что-либо вызывающее, вопиющее, что заставит наших досадителей пожалеть о таком к нам отношении. Исходя из таких переживаний – обиды, ущемленного болезненного самолюбия, уныния, мстительности и т.п., – молодые люди (особенно те, которые считают себя ревностными христианами) часто совершают такой жест: демонстративно отправляются в монастырь, унося с собой все эти страсти».
Святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет: «…От печали не должно идти в монастырь, в который можно вступить только по призванию. Все, сколько их знаю, поступившие в монастырь по каким-либо обстоятельствам внешним, а не по призванию, бывают очень непрочны и непременно оставляют монастырь с большими неприятностями для монастыря и для себя…».
Среди приходящих в настоящее время в монастырь есть и такие, кто в миру впал в алкогольную или наркотическую зависимость или оказался втянутым в преступную деятельность, освободиться от которых самостоятельно уже не может. Монастырь помогает ему разорвать порочные связи, обрести внутреннее равновесие и вернуться к нормальной человеческой жизни. Таковой боится возвращаться в мир, ибо сознает свои немощи и предпочитает в качестве трудника или послушника спасаться в обители. В большинстве случаев монашество для таких людей неестественно и даже опасно. Призвания к нему у них нет. Пребывание в монастыре и даже несение в нем какого-либо послушания и монашеское делание не одно и то же.
Несомненно, во всех рассмотренных случаях могут быть исключения.
Об этом замечательно говорит преподобный Исаак Сирин: «Как часто случается, что человек бывает непотребным, непрестанно уязвляемым и низвергаемым по причине недостаточного опытного познания в монашеской жизни, находится постоянно в расслаблении душевном, но после этого вдруг похищает хоругвь из рук воинства сынов исполиновых, имя его превозносится и восхваляется оно гораздо более, нежели имя подвижников, известных своими победами; он приемлет венец и драгоценные дары в обилии пред всеми друзьями своими. По этой причине да не попустит себе, кто бы то ни был, отчаяния; только не вознерадим о молитве и не поленимся попросить у Господа заступления».
И все-таки исключения не ниспровергают правил и духовных закономерностей, открытых нам богомудрыми подвижниками. Их наставлениями должны руководствоваться как те, кто имеет намерение избрать для себя монашеский образ жизни, так и игумены и духовники монастырей, принимающие решение о постриге обращающихся к ним.
