Архиепископ Святогорский Арсений. Осуществление киновиального уклада монастырской жизни в современных условиях.

Доклад на региональном этапе XXII Международных Рождественских образовательных чтений для ставропигиальных обителей, Москва, Новоспасский монастырь, 13.11.2013.

Видеозапись доклада 

Ваше Высокопреосвященство, Ваше Преосвященство, честные матушки игумении, боголюбивые братия и сестры!

В свете событий, посвященных 700-летнему юбилею аввы нашего Сергия, тема сегодняшнего моего доклада звучит как «Осуществление киновиального уклада в современном монастыре». Конечно, говорить обо всех монастырях я не могу и не имею права, могу сказать только о нашей обители, в которой сам подвизаюсь по мере сил. Но прежде я хотел бы изложить некоторые основные положения об общежительных монастырях. Что такое киновия? В переводе с греческого – это совместная жизнь, общежитие. В киновиальном монастыре все подчинено общему уставу, труд братии безвозмезден, они имеют от монастыря питание, одежду, лечение, если таковое необходимо, – всё происходит на основе общежительного уклада.

Что хотелось бы в первую очередь сказать, чтобы показать высоту общежительного монастыря… Образ общежительного монастыря нам дал Христос с учениками. Первая киновия – это Христос-Игумен, Христос-духовник и святые апостолы. На примере этой первой общины апостолов Господь показал и будущность монашеской жизни в общежительном монастыре, и будущность всей Церкви. Как среди апостолов не было стандартных, одинаковых личностей, так и в Церкви: будут и Петры – горячие, пылкие, отрекшиеся и покаявшиеся, будут Павлы, из гонителей ставшие ревнителями, будут и Иоанны Богословы, верные даже до Креста, до Распятия. Будут и Иуды. Поэтому, когда нынче часто упрекают современные монастыри в том, что братия не столь совершенны, что порой они не задерживаются в монастыре, – мы видим, что Господь всё это знал и показал нам заранее. Еще во времена зарождения египетского монашества архангел Михаил является Пахомию Великому, побуждая его собрать братию в общежительный монастырь. Господь повелевает архангелу явиться даже в монашеском облачении и вручить Пахомию устав первого общежительного монастыря. И мы знаем, что в Тавенне собралось тогда до 12 тысяч братьев, подчиненных строгому общежительному уставу. При преподобном Феодосии Великом (V в., Каппадокия) количество монахов было таково, что в обители стояло четыре только соборных храма, где служба велась на разных языках, на которых говорила многонациональная братия.

Самые известные устроители общежительных монастырей – преподобный Афанасий Афонский, основатель Великой Лавры на Святой Горе, преподобный Феодосий Киево-Печерский – начальник общежития в святой Руси. После монголо-татарского разорения нашего Отечества, когда оно было не только разграблено материально, но и духовно оскудело, – преподобный Сергий по сути возродил наследие преподобных Антония и Феодосия Киево-Печерских: со своими учениками  он основал десятки монастырей, учредив в них общежитие. И ценность общежития подчеркивается здесь тем, что Патриарх Константинопольский, узнав о монашеских подвигах Преподобного, передал ему в благословение крест, советуя учредить в своей обители именно общежительный устав.

Святитель Феофан Затворник, похваляя строгость устава общежительных монастырей, высказывает очень интересную мысль. Хотя, как мы знаем, в XIX веке были известные светочи-старцы, были монастыри, в которых совершались и умное делание, и молитва, и послушание, – тем не менее, святитель Феофан так говорит о том, почему в современных ему монастырях игумены и игумении недостаточно строги по отношению к братиям и сестрам: потому что не имеют за плечами своими строгого устава. Почитаем, например, устав святого Василия Великого, – говорит святитель, – он строг; возьмем устав Саввы Освященного – еще более строгенек. И кажется мне, что если ввести сии уставы в наших монастырях, то половина насельников из них сразу разбежится. Но туда им и дорога. Потому что на место их придет в десять раз больше тех, кто ищет строгости жизни. Потому и не идут в современные монастыри братья и сестры, потому что не видят в них строгости жизни, – заключает святитель Феофан.

Святитель Игнатий Брянчанинов хвалит общежительный устав и, в частности, говорит, что в новооткрытом монастыре признак здравости духовной жизни – это общее правило для монашествующих.

Зачастую монашествующие, особенно новоначальные, приходя в монастырь из мира, сразу примеряют на себя «ризы совершенны»: молитву, умное делание, пустынножительство, молчание… Это всё следствие гордости и самочиния. Потому что у святых отцов мы находим различные советы: одни обращены к новоначальным, другие – к среднепреуспевшим, третьи – к совершенным. Если новоначальный будет примерять на себя ризы совершенного, то он, конечно, сломается или впадет в прелесть. И наоборот – совершенный, если начнет следовать советам для новоначального, – впадет в расслабление. Поэтому и существует институт духовничества в монашеском общежитии. Ведь недаром говорят, что ежели совершается монашеский постриг по уставу и при этом не было вручения духовному отцу (духовной матери), то можно считать, что постриг недействительный. То есть, в качестве главного подчеркивается момент духовного руководства.

Мало того: святые отцы говорят, что тем, кто не жил в общежительных монастырях, не следует видеть и след пустыни. Казалось бы, почему так? Опять же, святоотеческая мудрость нас учит: в пустыне страсти усыпляются, а в общежитии они врачуются. Поэтому пустыня дала единицы спасаемых, а монастыри – сонмы преподобных. Пример тому Киево-Печерская лавра: сколько преподобных лежит там нетленными мощами. Оптина пустынь, Глинская пустынь; Троице-Сергиева лавра с наследием преподобного Сергия – сколько они дали подвижников благочестия! И всё это общежитие. У всех святых отцов мы видим предпочтение общего жития.

В общем житии, когда все живут от общих трудов и труды братии принадлежат всецело обители, – очень важно послушание физическое. От новоначальных часто можно услышать: «Я пришел в монастырь молиться, а меня трудиться заставляют». На это можно вспомнить ответ прп. Феодосия Печерского прп. Исаакию Затворнику. Когда Исаакий, будучи молодым, пришел в Киево-Печерскую лавру, он был преисполнен максимализма: «Хочу быть затворником, молчальником». А от Феодосия он услышал: «Чадо, пока ты юн и полон сил и здоровья, – потрудись трудами ради братии, а не сиди праздно в затворе». Это ответ величайшего столпа монашества, преподобного Феодосия.

Что такое вообще физический труд в общежительном монастыре? Во-первых, это деятельное смирение и деятельное послушание. Практическое смирение. Если святые говорят, что праздность – мать всех пороков, то, соответственно, трудолюбие избавляет человека от порочной жизни. Не будем даже приводить в пример преподобных и угодников Божиих – достаточно посмотреть на наших в прошлом благочестивых крестьян и дореволюционный уклад их семейной жизни. Почему раньше легко было новоначальным в монастырях: они приходили в киновию уже как бы из монастыря домашнего. Ведь недаром даже Павел Алеппский, диакон Антиохийской Церкви, посетив Россию в XVII веке, пишет, что у него создалось впечатление: на Руси нет мирян – все монахи, только одни живут в монастырях, а другие у себя в домах.

Поскольку праздность – мать всех пороков, соответственно, избегание праздности может человека очень многому научить.

Во-первых, что такое молитва? Это труд из трудов. И для того чтобы научиться молиться, то есть бо́льшему труду, – необходимо понуждать себя к меньшему труду, то есть труду физическому, какому-либо послушанию. Именно по этой причине в общежительных монастырях очень большое значение придается послушанию. У нас в свое время был духовник, схиархимандрит Серафим (Мирчук). Когда я только стал наместником, он говорил мне: братия не должна быть праздной. Братия должна трудиться, постоянно быть чем-то занята. Устанут – дай отдохнуть какое-то время, но чтобы не было праздности и беспечности.

Владыка Мефодий Воронежский и Липецкий вспоминал, как ему старые духовники говорили: если в монастыре монахам делать нечего, – пускай травку щиплют, но без дела не сидят.

Посмотрите, братия и сестры: ведь все великие труженики были великими молитвенниками. Войдите в обитель преподобного Сергия: разве святые врата расписаны его молитвенными подвигами? – нет: там он гряды копает, там он сени брату строит, там он тесто месит, на клиросе поет, воду несет из источника… все святые врата расписаны трудами преподобного Сергия. Мало того: прп. Епифаний Премудрый свидетельствует, что преподобный Сергий был очень крепок физически: силою, яко противу двух человек. Преподобный Серафим Саровский тоже обладал физической силой, и одно из первых его послушаний в Саровской пустыни было в столярне. В житии преподобного Серафима мы читаем, что он в пустынях подвизался, но и огороды сам возделывал, работал, бывало, раздевшись по пояс, подвергая себя укусам оводов и комаров. Но при этом часто, набирая на болоте мох для удобрения огорода, он погружался в такое молитвенное созерцание, что кровь по нему текла ручьями от укусов, а он этого не чувствовал…

Преподобный Иоанн Затворник Святогорский, ближайший ученик преподобного Филарета (Данилевского), Глинского старца, был экономом монастыря. Каждый в монастыре знает – это многопопечительная должность. Тем более, в 1844 году он пришел с братиями в Святогорскую пустынь возобновлять ее после екатерининского закрытия, и на его плечи легли все строительные работы. Сохранилось много свидетельств о его трудах: он сам и камень дробил, и помогал прп. Арсению ставить храм Покрова Божией Матери, очищал пещеры и т. д. Но при этом труды не повлияли на его молитвенное настроение. Добродетель не может помешать добродетели. Потому труд физический не только не мешает молитвенному деланию, – он человека настраивает на молитвенное делание, давая ему терпение, самоотверженность, подвижничество. Понуждение себя к чему-либо – это тоже подвижничество. Мы часто забываем, что Господь, изгоняя Адама из рая, дал заповедь: в поте лица твоего снéси хлеб твой (Быт. 3; 19). А апостол Павел говорил: трудящийся да яст (см.: 2 Фесс. 3; 8–12). И сам давал пример такого труда; а главотяжи (платки), которыми он обвязывал свою голову, чтобы пот не заливал глаза во время труда над палатками, приносили потом исцеление.

Еще в общежительном монастыре очень важно послушание. Матушка Сепфора[1] говорила кратко, но очень емко: «Монастырь, в котором нет послушания, это не монастырь». Величайший пример послушания для нас – Христос Спаситель: послушлив был Отцу Своему даже до смерти. Мало того, самое удивительное, что Христос Спаситель, вторая Ипостась Святой Троицы, Бог Слово, сотворивший Небо и Землю, – был в послушании у Своих земных родителей.

Нередко в наше время мы слышим о несовершенстве духовника, игумена, игумении: почему, мол, я должен их слушать – такой начитанный, знающий по святым отцам, как правильно жить…

Я братии часто говорю: братия, вот вы говорите – я думаю, я считаю… Вы помните генеральные исповеди, с которыми вы пришли в монастырь? (У нас традиция: при приходе в монастырь генеральная исповедь, при постриге, при хиротонии.) Вот это как раз то, что вы стяжали: я думаю, я хочу, я знаю. Много настяжали доброго? – Один грех сплошной стяжан самостностью …

Преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Монах, не сохранивший послушания своему игумену, не спасется». Почему так однозначно? Вообще у послушания, братья и сестры, есть три степени: послушание перед старшими (а с равными как равный); послушание перед равными (а с младшими как равный); и – послушание перед младшими и почитание себя хуже всякой твари. И вот когда у человека даже первой степени послушания нет, нет даже стремления к приобретению такой добродетели, как смирение, – тогда становятся понятны слова матушки Сепфоры: «Монастырь без послушания – не монастырь» и слова преподобного Иоанна Лествичника.

«Гордый человек не может быть умным», – говорят святые отцы. Ведь Сам Христос советует: придите,.. научитесь от Меня, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (Мф. 11; 29). Он не говорит: научитесь на 40 сантиметров от земли отрываться во время молитвы, поститесь одним сухоядением… В другом месте сказано: Господь гордым противится, смиренным дает благодать (Притч. 3; 34). Но если человек не хочет стяжать это смирение, быть в послушании у старшего, то, соответственно, не может тут быть никакого духовного развития, никакого благодатного устроения. Для такового «раба Божия» даже слова Господни не являются авторитетом.

Тем более, ведь человек потерял рай из-за самоволия, и стяжать этот рай он может только через послушание, другого пути просто нет.

На Афоне монахи часто повторяют слова старца Тихона Афонского: «Господь каждого человека по утрам благословляет Своей Божественной десницей, но если видит человека смиренного, то такового благословляет двумя руками». Какое утешение и какой стимул для того, чтобы жить смиренно!

Чтобы понять собственную нашу поврежденность в разуме, в чувствах и в сердце, можно привести такой яркий пример. Вспомните, как бывает: увидели мы, порой еще в детстве, в юности, какую-то соблазнительную картину, услышали бранное слово, анекдот… – мы всё это воспроизведем в своей памяти и слово в слово повторим, даже если пройдет много времени. Но вот мы часто, если не ежедневно, слушаем богослужение в храме, чтение кафизм… – кто из вас может похвастаться, что он наизусть прочитает Псалтирь? Вот это как раз состояние нашего падшего разума: мы легко усваиваем то, что нам присуще. Это бывает со всеми нами – когда мы не осознаем своей поврежденности, тогда и говорим: «Я думаю, я считаю…» Понимать это необходимо не только послушникам, не только в монастырях, но и игуменам и игумениям, даже и архиереям это полезно.

Часто говоришь что-то брату и понимаешь, что это для него действительно полезно и, соответственно, как всякое здравомыслие, должно быть им принимаемо. И вдруг видишь: а не принимает, наоборот поступает. Можно, конечно, возмутиться – как это так, ты почему меня, такого праведного, не слушаешь?! Но здесь очень важно не забывать самого себя. Я обычно себе говорю: «Хорошо, а я Бога всегда слушаю? Все заповеди исполняю? Так чего же я возмущаюсь, что меня не слушают – как аукнется, так и откликнется».

Вчера владыка Феогност сказал такие добрые слова о нашей обители, но, честно говоря, я не считаю, что мы достигли чего-то значительного. Просто мы привыкли жить таким укладом с самого начала, когда наша обитель вновь открылась. Есть ряд причин, объясняющих наш образ жизни, приближенный насколько можно к общежительному монастырскому уставу.

Во-первых, когда мы открылись, обитель была разорена. Монастырь у нас не столичный, рядом городок Святогорск с населением всего лишь 4 тысячи – особо не на кого было надеяться. Единственная надежда – помощь Божия и свой собственный труд. Но, наверное, в Святогорском монастыре всегда так было: даже до революции, как известно, в обители братия на три четверти состояла из крестьян и всё добывала своим трудом. Архимандрит Рафаил (Мокренский), преподобный, еще в XVIII веке, за сто лет до отмены крепостного права, дал вольную всем крестьянам, потому что братия сами трудились, сами себя обслуживали. Так повелось и у нас. Тем более, у нас были хорошие учителя, в первую очередь, владыка Алипий[2], у которого был опыт монашеской жизни в Троице-Сергиевой лавре и, кроме того, опыт общения со старцами, к которому Владыка всегда стремился. Он еще в юные годы знал святогорских монахов, вернувшихся из лагерей, общался с отцом Серафимом (Тяпочкиным). Наш духовник – схиархимандрит Серафим (Мирчук); основной добродетелью батюшки была рассудительность, не чужд он был и дара прозрения. Кроме того, за теми или иными советами мы иногда ездили с братией к Алексею Федоровичу – болященькому Алёшеньке из Старого Оскола. Слушая их советы, мы учились их образу рассуждения. Приезжаешь, например, к владыке Алипию: «Владыко, как благословите такой-то вопрос?» – «Я бы советовал поступить так, но вы поезжайте к Алексею Федоровичу – как он скажет». Едем к Алексею Федоровичу, он говорит: «Вот так и так хорошо будет поступить, но езжайте – узнайте, что «генерал» скажет» (это схиархимандрит Серафим). Едем к батюшке: «Владыка сказал то-то, Алексей Федорович добавил то-то…» – «Ну, вот я еще советую вот это, а теперь поезжайте к Владыке, скажите наше мнение, и как он благословит, так и делайте». Они были как «едина душа в трех телесех». Мы это выражение встречаем в описании Глинской пустыни, где говорится об отце Андронике (Лукаше), отце Серафиме (Романцове), отце Серафиме (Амелине). Это были старцы, которые не проходили мимо даже самого малого, что нужно было бы в обители исправить, что требовало их духовного совета и руководства.

То, что у нас братья трудятся на послушаниях, обусловлено тем, что поначалу некому было трудиться. И потом мы ведь, оканчивая семинарии после 1000-летия Крещения Руси, понимали, что нам не предоставят кафедральные соборы с золочеными иконостасами и обустроенные храмы с хором, с клиром… Мы понимали, что когда мы придём в епархии, нам дадут разрушенные монастыри, храмы-руины или вообще пустые места, где нужно заново строить. Но мы не считали это каким-то подвигом, потому что это была участь всей Русской Православной Церкви в те годы. (Хотя, иногда смотришь на современное состояние обители и думаешь, что если бы вернулась вся та разруха, когда из соборного храма нужно было 2 600 тонн мусора вывезти – 40 вагонов, на Покровском храме березы росли, умываться бегали на Донец, а кроватью было дверное полотно, опертое на кóзлы… – смогли бы снова всё это выдержать?..)

Скажу слова благодарности братии нашей. Братья деятельной любовью любят обитель, радуются, когда что-то в Лавре делается своими руками. Однажды, еще в 95-м году, к нам пришел только что окончивший школу юноша из хорошей верующей семьи – сейчас он уже игумен Лазарь. И вот его мама потом рассказывала: она приехала, ужаснулась тому, что увидела. Спрашивает сына: «Почему же ты не поехал в Печоры, в Сергиеву лавру, в Почаев – и старцы там, и всё уже налажено…» А он отвечает: «Мама, как ты не понимаешь, какое это счастье – своими руками возрождать святую обитель!» Вот такое настроение по сегодняшний день сохраняется у братии. Все они труженики, и я благодарен за то, что в их лице встречаю понимание и единодушие.

В утешение игуменам и игумениям хотел бы рассказать один случай, произошедший у нас в святой обители. Ни для кого не секрет, что в каждом общежитии есть братья или сестры, которые чем-то недовольны – ропотники. Часто игумены и игумении терпят их до последнего. Хотя о ропотниках святые отцы отзываются очень строго. Прп. Иоанн Лествичник советует: раскаявшегося блудника прости, разбойника помилуй, ропотника – выгони вон из монастыря. То же самое прп. Макарий Оптинский говорит: даже если игумен или игумения будут терпеть ропотника в монастыре, камни монастырские будут гнать его вон, ропотник никогда в монастыре не задержится. В нашей обители тоже как-то завелось человека три таких ропотников: всё им не так, на всё свое мнение… Они обратились к владыке Илариону как к священноархимандриту обители, что, мол, нужны послабления в уставе, нужно ввести отпуска и т. п. Владыка предложил им анонимно изложить все свои требования с тем, чтобы он мог рассмотреть это в обители с братией. Владыка приехал с намерением собрать только старческий совет, но я предложил, чтобы собрались все иеромонахи, игумены, архимандриты – вся старшая братия. Владыка зачитал письма, на что все братья единодушно сказали: «Эти люди знали, в какой монастырь они идут – с каким уставом, с какими правилами жизни, давно отлаженными. Никто их не принуждал выбирать именно эту обитель». Так Владыка и недовольным не отказал в рассмотрении их претензий, и в то же время наглядно показал им единодушие, единомыслие братии, поступив по-архипастырски мудро.

Но вот какой замечательный случай связан с этой историей. С давних пор Божия Матерь считается игуменией нашего монастыря. В 1859 году только что избранный новый настоятель Святогорской обители игумен Герман впал в уныние, не веря, что у него хватит сил руководить многочисленной братией, вести строительство, управлять огромным хозяйством, – хотел отказаться от настоятельства. В тонком сне ему тогда явилась Божия Матерь со святителем Николаем и св. патриархом Германом Константинопольским и сказала: «Что ты унываешь, малодушный? Не ты в этом монастыре игумен, Я здесь Игумения, и все, что ты творишь, – творишь по Моей воле, как трость в Моей руке». Игумен Герман пробыл настоятелем 31 год, при нем обитель благоукрасилась и внешне, и внутренне, духовно. В память об этом явлении Божией Матери у нас перед входом в обитель, к моменту присвоения титула Лавры в 2004 году, воздвигли восьмиметровую мраморную скульптуру Богородицы. Единственное, о чем я тогда переживал, – о том, что все памятники естественным образом страдают от птиц, и нашу скульптуру, безусловно, нужно будет часто мыть. Но вот что интересно: сколько уже прошло лет, а птицы садятся только у подножия памятника. И только когда произошла эта история с письмами недовольных, приездом Владыки, собранием Братского совета, – на следующий день птицы сели сверху и испачкали весь памятник. Это был единственный день за девять лет. Конечно, мы отслужили молебен, братья со слезами святой водой отмыли скульптуру… А после, когда я рассказал об этом на Афоне, один из старцев мне сказал: «Богородица этим показала, что ропотники облили грязью не порядки обители, а Саму Божию Матерь как Игумению». Это удивительное свидетельство того, как Божия Матерь по сей день печется о святых обителях и как Она входит во все моменты монастырской жизни – и в добродетельные, и в противные уставам монашеского бытия.

Простите, может быть, я уклонился от темы и мне следовало говорить о каких-то статистических данных или об уставных моментах… Но поскольку нашей темой является наследие преподобного Сергия, то мне и хотелось сказать, что главное его наследие, нам всем оставленное, – это общежитие, и я хотел донести именно эту ценность общежительного монашества для каждого из нас. Наверное, нового я ничего не сказал, но просто хотел напомнить нам, собравшимся в монастырях, что мы тоже имеем ответственность как ученики преподобного Сергия. Ведь в свое время его ученики основали множество общежительных монастырей по лицу всей земли Русской, недаром он и называется Игуменом земли Русской. И ведь это возрождение монашеского общежития по уставам Пахомия Великого и преподобного Феодосия Печерского повлияло потом на возрождение всего нашего Отечества. И объединение Руси произошло вокруг Москвы, где был Преподобный, где князья были его духовными чадами. Точно так и теперь от возрождения духовной жизни в наших монастырях, от возрождения нашей собственной духовной жизни зависит возрождение нашего Отечества. Господь смотрит на наше духовное состояние для того, чтобы или чем-то нас наградить, или что-то попустить в нашей жизни. И очень важно возрождение самого монашества не по форме, не по букве, а по духу. Надежда, конечно, есть, потому что открываются множество монастырей. Мы все находимся как бы в некоем поиске правильной монашеской жизни, друг у друга учимся, приезжая в обители, или приглашая, как недавно, наших братьев из Греции и других стран. То, что сейчас у нас открыты сотни монастырей, конечно, является утешением, это говорит о живом духе в нашем народе. Особенно по сравнению с тем угасанием духовной жизни, востребованности этой жизни, которые видишь, когда бываешь на Западе.

Что же касается критического отношения к тем или иным монастырям, то мне очень запомнился урок, который мне в пору моей молодости дал владыка Алипий. Когда я повторил бездумно за неким семинаристом недоброжелательный отзыв о вновь открытом монастыре, он меня очень строго остановил и сказал: «Какое право ты имеешь судить? Пускай даже один человек в этой обители спасется, – и ради него стоило эту обитель открывать». Поэтому, дай Боже, чтобы Господь, управивший начало духовного возрождения в нашем Отечестве, дал нам разум и укрепил наши силы. И конечно, от нас – от архиереев, от игуменов, игумений очень много зависит. Сейчас есть тенденция к поощрению маленьких монастырей – небольших общинок, чтобы игумен, игумения могли больше уделять внимания каждому насельнику. Но это не должно быть поводом для отказа людям в принятии в обитель: Грядущего ко мне не иждену вон (Ин. 6; 37). Святитель Игнатий Брянчанинов говорит, что ни возраст, ни что-либо иное не должно быть причиной отказа человеку, пожелавшему поступить в монастырь.

Игумен и игумения, конечно, должны иметь по отношению ко всем отеческое, материнское сердце и сопереживать каждому. Митрополит Верийский Пантелеимон, когда был у нас, спросил: «Сколько у Вас братии?» Я говорю: «130 указных». Он покачал головой: «О, Владыко, Вы 130 крестов на себе несете…» Но дело-то в том, что есть кому помогать нести эти кресты. Вот святые отцы задают вопрос: «Нужно ли равно всем братьям оказывать внимание?» И, если не ошибаюсь, Варсонофий Великий отвечает, что нужно особое внимание уделять сугубо благоговейным братьям, а те, войдя в силу духовного роста, держа средоточие духовности, будут потом тебе помогать как игумену в духовном руководстве и словом, и примером, и молитвой. Поэтому хочу пожелать каждому деятельных помощников, деятельных духовных братьев и сестер. Это очень важно. Единодушие в монастырях – очень важный момент, за это стоит бороться, это залог благополучия и благосостояния монастырского – и духовного, и внешнего.